Что я пережил в плену у немцев - ярослав огнев. Немецкие военнопленные в ссср

22 июня 1941 года он одним из первых испытал на себе всю военную мощь нацистской Германии. Был дважды пленен и прошел лагеря смерти, один раз арестован и сослан. Мог по крайней мере трижды погибнуть: дважды от пуль врага и один раз от мощного взрыва.

Еще больше раз мог... умереть. Например, от голода, холода или какой-либо заразной болезни в немецких концентрационных лагерях смерти, а также застрелиться, повеситься или, на худой конец, броситься на охрану немецкого лагеря или советского ГУЛАГа от отчаяния, бессилия или в истерике....

Родные, особенно юная жена, с которой он расстался вскоре после свадьбы, ведать не ведали: жив ли, без вести пропал или погиб. От него не было ни одной весточки ни с первых дней войны и до ее конца, ни после в течение долгих и томительных десяти лет.

Вот краткая суть рассказа, услышанного мной лет восемь назад от одного моего коллеги. Но рассказ о необычной судьбе этого обычного парня из казахского аула отрывочный и сбивчивый. Поскольку сам он крайне редко кому мог излить душу. Как известно, людям, побывавшим в плену у немцев, рассказывать о своем прошлом не приходилось под страхом репрессий.

Единственным человеком, кому он все же доверился, оказался ныне покойный отец моего коллеги, журналист и писатель Тохтархан Шарипжанов, с кем он не единожды уединялся, чтобы рассказать о своих хождениях по мукам. И позже отец поведает об этом сыну Мерхату, а сын – автору этих строк.

Подчеркну, это не вымышленный персонаж, а настоящий, как говорится, из крови и плоти. И имя этого обычного человека с необычной судьбой – Бадириш Смагулов. Имя его жены – Ляззатбану, которую родные и близкие, а затем и весь аул называли почему-то Шокек. Но далее будем называть ее по настоящему звучному имени.

СВАДЬБА ПЕРЕД ВОЙНОЙ

Он был простым аульным парнем, трактористом. Как и подобает казаху-кочевнику, хорошо разбирался в тонкостях животноводства, даже умел доить, что не раз спасало его от голодной смерти вдали от родной земли.

Он родился в ауле Жанажол тогда еще Самарского, а ныне Кокпектинского района Восточно-Казахстанской области в 1918 году, когда в Степном крае, и особенно в Семипалатинской области, шла неравная борьба между вооруженными формированиями Алаш-Орды и уже регулярной Красной армией Советов.

Советский солдат Бадириш Смагулов с супругой Ляззатбану.

Кроме него, в семье были еще старшие сестры, одна из которых, Багида-апай, буквально недавно скончалась в Алматы.

Ляззатбану вместе с братом остались сиротами в раннем детстве, их затем взяли на воспитание близкие родственники покойных родителей – Айша и Нигметулла Катиевы. Причем, по рассказам одного из внуков Айши и Нигметуллы, они полюбили приемных детей даже больше, чем родных.

По этим же рассказам, Бадириша призвали в армию в возрасте то ли 20 лет, то ли 21 года, примерно за полтора-два года до начала Второй мировой войны, называемой официальной пропагандой Великой Отечественной.

Даже по старым пожелтевшим фотографиям нельзя не заметить, что Бадириш в юности был симпатичным и видным парнем – завидным женихом. Ляззатбану, в чем можно убедиться по фотографии, даже в преклонном возрасте мало что потеряла от былой девичьей красоты.

Бадириш и Ляззатбану поженились то ли в 1939-м, то ли в 1940 году, когда ему уже было за 20, ей – едва ли 18 лет. Он ушел в армию буквально на следующий день после свадьбы. Причем родители с обеих сторон свадьбу ускорили именно потому, что жениха призывали в армию.

И тем более, как обычно бывает в аулах, все давно знали, что они давно дружат и любят друг друга. И чтобы никто не увел ее, тем более в то время (да и сейчас на юге Казахстана) красивую невестку могли и похитить, они решили пожениться, а родители не возражали, были только рады.

В предвоенные годы казахи еще хранили верность обычаям и традициям, тем более в аулах, особенно когда дело касалось создания новой семьи. Аул Жанажол не был исключением. И естественно, свадьба Бадириша и Ляззатбану состоялась при строгом соблюдении национального обряда бракосочетания.

Именно из-за особенностей казахских свадебных обрядов, продолжающихся три дня и более, Бадириш ушел в армию, так и не испробовав вкус первой брачной ночи. Невеста осталась с его родителями.

В ЯМЕ ПОД ТРУПАМИ

До начала войны, по эпизодическим воспоминаниям моего коллеги и родных Бадириша Смагулова, он успеет проучиться на курсах по ускоренной подготовке то ли младших командиров – сержантов, то ли младших офицеров.

Июнь 1941 года, Брестская крепость, Беларусь. Ранним утром 22 июня 1941 года первые массированные воздушные и наземные удары нацистских войск Германии, напавшей на страну Советов без объявления войны, приняла на себя легендарная Брестская крепость, где как раз таки служил младшим командиром Бадириш Смагулов.

После беспрерывных ожесточенных боев их подразделение отступает в лес. Передовые части «непобедимой» Красной армии деморализованы, дух подавлен. От рядовых бойцов до высшего командования.

Доказательство тому: командир части, где служил Бадириш Смагулов, собрав в лесу жалкие остатки бойцов, приказал (или объявил?) всем разбиться на небольшие отряды и пробиваться из окружения к своим самостоятельно. Кто как может. Иначе говоря, как в известной сказке: «Спасайся кто может!»

В итоге все попали в плен, за исключением, может быть, считанных солдат и офицеров. И тут же евреи и все, надо полагать, похожие на них, весь командный состав, а также коммунисты были отобраны от основной массы военнопленных.

К несчастью, лицо у этнического казаха и к тому же младшего командира Бадириша Смагулова оказалось не типично казахским. Со смуглым лицом да еще обрезанный по мусульманскому обряду, Бадириш немцам больше напоминал еврея или, на худой конец, цыгана, что видно по его фотографии.

Словом, он оказался среди тех евреев, офицеров и коммунистов, кого немцы выстроили на краю свежевырытого глубокого рва и... расстреляли в упор. И здесь Бадириша в первый раз спасает его природная смекалка или инстинкт. Он одним из первых спрыгивает в яму, не дожидаясь, пока прогремит автоматная очередь.

Он оказался в глубокой яме под телами своих однополчан, которые упали в нее сраженные насмерть, сам при этом не получил даже царапины. Другим чудом оказалось то, что немцы ушли, так и не засыпав трупы и не сравняв яму с землей.

Бадириш помнит еще и то, что не все расстрелянные были убиты сразу. Многие стонали еще до полуночи, звали на помощь. Один украинец, увидев его живым, просил добить себя.

Но Бадириш не стал этого делать: то ли рука не поднялась – пожалел, – то ли посчитал за грех. Сам выкарабкался из ямы и очень долго, несколько дней, сам не помня сколько, бродил по белорусским лесам. Когда уже совсем обессилил от голода и усталости, постучался в дверь одной деревенской хаты.

Пожилая женщина, открывшая дверь, накормив и напоив его, устроила ему ночлег в бане. Однако, проснувшись утром, он увидел над собой немецкого офицера.

В ТУРКЕСТАНСКОМ ЛЕГИОНЕ

Он не утверждал, что это старушка сообщила нацистам о беглом советском воине. Но впоследствии он узнал, что за помощь в поимке беглых военных полагались премиальные в виде оккупационных рейхсмарок или продуктов.

Советский солдат Бадириш Смагулов (слева).

В любом случае Бадириш ничего плохого об этой старушке не говорил. Несмотря на то, что именно в ее доме он вторично попал в плен – и теперь уже, видимо, надолго. Но во второй раз ему удалось убедить немцев в том, что он не еврей и не коммунист. Но признался, что был младшим командиром.

Его тут же отправляют вглубь Германии, где до конца войны Бадириш побывал и в лагере для перемещенных лиц, и в нескольких концентрационных лагерях. В лагерях смерти ему как раз пригодились навыки кочевника-скотовода и, как ни странно, умение доить.

Потом Бадириш не раз и не без юмора расскажет родственнику Тохтархану Шарипжанову о том, как в самом начале ему удалось объяснить немцам и убедить их в своем умении содержать и доить скот. В итоге везде он непременно оказывался в подсобном хозяйстве и всегда имел свежее молоко, что помогло ему выжить в лагерях смерти.

Неудивительно, что он однажды попал в Туркестанский легион, где опять же отвечал за подсобное хозяйство...

В рассказе Бадириша Смагулова о Туркестанском легионе примечательным моментом является тот эпизод, как он дважды видел Мустафу Шокая в концлагере. Как известно, лидер казахской эмиграции Мустафа Шокай посещал в немецких концлагерях советских военнопленных центральноазиатского происхождения. Его воспоминания о Шокае были переполнены эмоциями и искренним восхищением его личностью, идеями, харизмой и ораторским талантом.

Когда Мустафа Шокай выступал перед военнопленными, люди слушали его затаив дыхание, рассказывал Бадириш Смагулов, бывший член Туркестанского легиона. Правда, чтобы как-то полнее и точнее передать свое впечатление о Шокае, он сравнивал его с Лениным. «Это человек уровня Ленина», – говорил Бадириш Смагулов, что было вполне объяснимо.

С кем же еще мог сравнивать человек, выросший в эпоху, когда религия была объявлена «опиумом для народа» и запрещена, а большевистско-коммунистический режим навязывал подневольным народам Ленина вместо бога, а его бальзамированное тело было выставлено на всеобщее обозрение?!

Не менее захватывающе дальнейшее развитие событий. Однажды к бывшим легионерам из Туркестанского легиона, оказавшимся теперь уже в плену войск США, подошел человек, одетый в форму американского офицера. Построив их, он начал свободно говорить на... казахском языке.

Но перед этим по его приказу в центре поля перед строем была поставлена бочка. И далее этот офицер сказал, что все, кто желает вернуться в Советский Союз, должны перейти по одну сторону от бочки.

«По соглашению с СССР, как с союзническим государством, мы должны всех вас передать советским войскам. Но мы знаем, что вас там ждет ГУЛАГ, – сказал он. – Поэтому именно сейчас у вас есть еще возможность выбора. Если желаете просить убежище в США, то встаньте по другую сторону».

Многие пожелали вернуться на родину, в Советский Союз, говорит Бадириш Смагулов. Но он не перешел ни на ту сторону, ни на другую, а остался на месте. Это означало, что он останется в Европе.

Еще человек в форме американского офицера строго предупредил, что тем, кто останется в Европе, не будет оказано никакой помощи. К тому же если они попадут к англичанам, то они непременно будут выданы Советам в соответствии с соглашением.

Чем занимался, где и на какие средства жил или существовал наш герой? Об этом он, возможно, подробно рассказывал своему собеседнику, Тохтархану Шарипжанову. Но моему коллеге, его сыну, стало известно лишь, что Бадириш Смагулов побывал во многих странах Западной Европы – Западная Германия, Италия, Австрия. Видимо, в поисках лучшей доли.

В ГУЛАГЕ

Начиная с весны 1953 года, после смерти Сталина, руководство СССР вело в Европе усиленную пропаганду, убеждая бывших своих граждан, не только бывших узников немецких концлагерей и военнопленных, но и угнанных в годы войны в Германию, и белых эмигрантов вернуться в страну, клятвенно обещая им полную амнистию.

Как и многие, Бадириш Смагулов также поверил в это. Или, может быть, заставил себя поверить, потому что, видимо, ностальгия по родному аулу, по степям и родным не давала покоя. И он решил вернуться.

Однако, как только пересек западную границу СССР, ему на руки были надеты наручники и он был немедленно отправлен в ГУЛАГ, на полуостров Сахалин, где узники трудились в подземной шахте.

Бадириш проработал в этой шахте не более чем полтора-два года, примерно до середине 1955 года, пока там не произошел роковой взрыв. В результате человек, который из самой кровопролитной в истории человечества войны и ряда нацистских лагерей смерти вышел без царапинки, стал полным инвалидом в советском ГУЛАГе. В мирное время.

Ляззатбану ни в годы войны, начиная с первых ее дней, ни почти десять лет после нее не получила ни одной весточки от мужа, ни «похоронки», ни сообщения о том, что «пропал без вести», но не теряла надежду, оставалась преданной и верной своему суженому. И ждала его.

Хотя подруги, не говоря уже о родных, убеждали ее забыть о нем, подумать о себе и выйти в замуж за другого и народить детей.

БЕЗ РУКИ И ГЛАЗА

Но вот однажды, спустя более пятнадцати лет, где-то после лета 1955 года, Ляззатбану услышала с улицы необычный шум. Когда выбежала, увидела здорового мужчину славянской внешности, который в сопровождении толпы зевак шел прямо к ней домой, неся в руках какой-то предмет непонятной формы.

Этим предметом оказался ее долгожданный и... нежданный муж, все тело которого было местами забинтовано, местами завернуто в грязное тряпье. Стоит ли говорить, почему его донесли на руках, – он не мог стоять на ногах.

Еще родные хорошо помнят, что, когда Ляззатбану стала снимать бинты и тряпье, посыпались деньги, причем «живые», которых послевоенный аул не видел вообще. В то время в селе вместо зарплаты записывали так называемые трудодни, по которым аульчане получали продукты и все остальное.

Как супруги, расставшиеся еще молодыми и красивыми, а встретившиеся уже людьми среднего возраста, узнали друг друга, – это нам неведомо. Наверное, это было нелегко. И вот почему. Бадириш был без одной руки почти до самого плеча и без одного глаза. Искусственный глаз не закрывался даже во сне и не моргал. Второй – почти не видел.

Мало того, все лицо Бадириша было изуродовано черной угольной пылью, впитавшейся, видимо, в кожу при взрыве в шахте. Дети в ауле пугались его внешности, некоторые сравнивали его с Фантомасом – главным персонажем популярного в 1970-х годах французского кинофильма.

И как бы там ни было, супруги Бадириш и Ляззатбану Смагуловы стали жить и не тужить. Ляззатбану родила ему трех сыновей и столько же дочерей. Бадиришу удается слегка восстановить зрение, наловчиться пользоваться протезом руки, что ему позволило работать, даже управлять комбайном и трактором, держать черенок и косить сено. И содержать свою семью безбедно.

ПОД КОНТРОЛЕМ КГБ

Воспитав шестерых детей, Бадириш Смагулов скончался в 70-летнем возрасте в 1988 году.

Тохтархан Шарипжанов, возможно, единственный из всех родственников, кому Бадириш осмеливался рассказывать о своей жизни, несмотря на контроль со стороны КГ. Он вспоминал после похорон Бадириша, что несколько молодых людей в штатском приехали то ли из Алматы, то ли из Семея, то ли из Усть-Каменогорска в Жанажол и с самого начала до конца похорон находились в ауле.

Никто не знал, кто эти люди и почему приехали «отдать последний долг» простому казаху Бадиришу Смагулову из затерянного в степях маленького казахского аула.

И только Тохтархан понимал, что люди эти из комитета государственной безопасности (КГБ), которые, видимо, своими глазами должны были убедиться, что многие годы стоявший на специальном учете, «попавший в годы войны в плен человек» действительно умер и похоронен.

И еще хорошо помнил Тохтархан слова Бадириша, что КГБ тщательно отслеживал любые возможные взаимоотношения между бывшими военнопленными времен Второй мировой войны. Поэтому, полагал Тохтархан, главным заданием нежданных гостей, скорее всего, было составить список приехавших на похороны Бадириша.

Шел третий год горбачевской перестройки, Бадириш закончил свой тяжелый земной путь достойно. Но даже в свое последнее пристанище на маленьком аульном кладбище уходил под пристальным взглядом КГБ.

Ляззатбану (Шокек-апай) Смагулова, его верная жена, подруга и опора в его нелегкой битве за звание остаться человеком, покинула этот мир в 2004 году, на 83-м году жизни.

Предупреждение: фотоматериалы приложенные к статье +18. НО Я НАСТОЯТЕЛЬНО ПРОШУ ПОСМОТРЕТЬ ЭТИ ФОТО
Статья была написана в 2011 году для сайта The Russian Battlfield. Все о Великой Отечественной войне
остальные 6 частей статьи http://www.battlefield.ru/article.html

Во времена Советского Союза тема советских военнопленных была под негласным запретом. Максимум, признавалось, что некоторое количество советских солдат попало в плен. Но конкретных цифр практически не было, давались лишь какие-то самые туманные и маловразумительные общие цифры. И лишь спустя почти полвека после окончания Великой Отечественной войны у нас заговорили о масштабах трагедии советских военнопленных. Было трудно объяснить, каким образом победоносная Красная Армия под руководством КПСС и гениального вождя всех времени в течение 1941-1945 годов умудрилась потерять только пленными около 5 миллионов военнослужащих. И ведь две трети этих людей погибло в немецком плену, в СССР вернулось всего чуть более 1,8 миллионов бывших военнопленных. При сталинском режиме эти люди были "парии" Великой войны. Их не клеймили позором, но в любой анкете содержался вопрос о том, был ли анкетируемый в плену. Плен - это запятнанная репутация, в СССР трусу было проще устроить свою жизнь, чем бывшему воину, честно отдавшему долг своей стране. Некоторые (хотя и не многие) возвратившиеся из немецкого плена повторно отсидели в лагерях "родного" ГУЛАГа только потому, что не смогли доказать свою невиновность. При Хрущеве им стало немного легче, но гадкое словосочетание "был в плену" во всевозможных анкетах испортило не одну тысячу судеб. Наконец, во времена брежневской эпохи о пленных просто стыдливо умалчивали. Факт нахождения в немецком плену в биографии советского гражданина становился для него несмываемым позором, влекшим подозрения в предательстве и шпионаже. Этим и объясняется скудость русскоязычных источников по проблеме советских военнопленных.
Советские военнопленные проходят санитарную обработку

Колонна советских военнопленных. Осень 1941 года.

Гиммлер осматривает лагерь для советских военнопленных под Минском. 1941 год.

На Западе же любая попытка рассказать о военных преступлениях Германии на Восточном фронте расценивался как пропагандистский прием. Проигранная война против СССР плавно перетекла в свою "холодную" стадию против восточной "империи зла". И если руководство ФРГ официально признало геноцид еврейского народа, и даже "покаялось" за него, то ничего подобного не произошло по поводу массового уничтожения советских военнопленных и мирного населения на оккупированных территориях. Даже в современной Германии существует устойчивая тенденция свалить все на голову "бесноватого" Гитлера, нацисткой верхушки и аппарата СС, а также всячески обелить "славный и героический" вермахт, "простых солдат, честно выполнявших свой долг" (интересно, какой?). В мемуарах немецких солдат сплошь и рядом, как только вопрос заходит о преступлениях, то автор немедленно заявляет, что обычные солдаты были все классные парни, а все мерзости творили "звери" из СС и зондеркоманд. Хотя практически поголовно все бывшие советские солдаты говорят, что гнусное отношение к ним начиналось с первых же секунд плена, когда они находились еще не в руках "нацистов" из СС, а в благородных и дружеских объятиях "прекрасных парней" из обычных строевых частей, "не имевших к СС никакого отношения".
Раздача пищи в одном из пересыльных лагерей.


Колонна советских пленных. Лето 1941 года район Харькова.


Военнопленные на работах. Зима 1941/42 гг.

Только с середины 70-х годов ХХ-го века отношение к ведению военных действий на территории СССР стало медленно меняться, в частности немецкие исследователи занялись изучением судьбы советских военнопленных в рейхе. Здесь большую роль сыграла работа профессора Гейдельбергского университета Кристиана Штрайта "Они нам не товарищи. Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945 гг." , опровергшая многие западнические мифы в отношении ведения боевых действий на Востоке. Штрайт работал над своей книгой 16 лет, и она является на данный момент самым полным исследованием о судьбе советских военнопленных в нацистской Германии.

Идеологические установки по обращению с советскими военнопленными исходили с самого верха нацистского руководства. Еще задолго до начала кампании на Востоке Гитлер на совещании 30 марта 1941 года заявил:

"Мы должны отказаться от понятия солдатского товарищества. Коммунист никогда не был и не будет товарищем. Речь идет о борьбе на уничтожение. Если мы не будем так смотреть, то, хотя мы и разобьём врага, через 30 лет снова возникнет коммунистическая опасность..." (Гальдер Ф. "Военный дневник". Т.2. М., 1969. С.430).

"Политические комиссары являются основой большевизма в Красной Армии, носителями идеологии, враждебной национал-социализму, и не могут быть признаны солдатами. Поэтому, после пленения, их надо расстреливать".

Про отношение к мирному населению Гитлер заявлял:

"Мы обязаны истребить население - это входит в нашу миссию охраны германской нации. Я имею право уничтожить миллионы людей низшей расы, которые размножаются, как черви".

Советские военнопленные из Вяземского котла. Осень 1941 года


На санобработку перед отправкой в Германию.

Военнопленные перед мостом через реку Сан. 23 июня 1941 года. Согласно статистике до весны 1942 года из этих людей не доживет НИКТО

Идеология национал-социализма вкупе с расовыми теориями привели к бесчеловечному отношению к советским военнопленным. Например, из 1 547 000 французских военнопленных в немецком плену умерло всего около 40 000 человек (2,6%) , смертность советских военнопленных по самым щадящим оценкам составила 55% . Для осени 1941 года "нормальная" смертность пленных советских военнослужащих составляла 0,3% в день, то есть около 10% в месяц! В октябре-ноябре 1941 года смертность наших соотечественников в немецком плену достигла 2% в день, а в отдельных лагерях до 4,3% в день. Смертность попавших в плен советских военнослужащих в этот же период в лагерях генерал-губернаторства (Польша) составляла 4000-4600 человек за сутки. К 15 апреля 1942 года из 361 612 пленных, переброшенных в Польшу осенью 1941 года, осталось в живых всего 44 235 человек. 7559 пленных сбежало, 292 560 умерло, а еще 17 256 были "переданы в СД" (т.е. расстреляны). Таким образом, смертность советских военнопленных всего за 6-7 месяцев достигла 85,7%!

Добитые советские пленные из маршевой колонны на улицах Киева. 1941 год.

К сожалению, размер статьи не позволяет сколько-нибудь достаточного объема освящения этого вопроса. Моя цель - ознакомить читателя с цифрами. Поверьте: ОНИ УЖАСАЮТ! Но мы должны знать об этом, мы должны помнить: миллионы наших соотечественников были умышленно и безжалостно уничтожены. Добитые раненные на поле боя, расстрелянные на этапах, заморенные голодом, умершие от болезней и непосильного труда они целенаправлено были уничтожены отцами и дедами тех, кто сегодня живет в Германии. Вопрос: чему могут научить своих детей такие "родители"?

Советские военнопленные расстрелянные немцами при отступлении.


Неизвестный советский военнопленный 1941 год.

Немецкие документы об отношении к советским военнопленным

Начнем с предыстории прямо не касающейся Великой Отечественной войны: за 40 месяцев Первой Мировой войны русская императорская армия потеряла пленными и пропавшими без вести 3 638 271 человек. Из них в германском плену содержалось 1 434 477 человек. Смертность среди русских пленных составила 5,4%, и ненамного превышала естественную смертность в России в то время. Причем смертность среди пленных других армий в германском плену составляла 3,5%, что также был невысокий показатель. В те же годы в России находилось 1 961 333 военнопленных противника, смертность среди них составляла 4,6%, что практически соответствовало естественной смертности на территории России.

Все изменилось через 23 года. Например, правила обращения с советскими военнопленными предписывали:

"...большевистский солдат потерял всякое право претендовать на обращение с ним, как с честным солдатом в соответствии с Женевским соглашением. Поэтому вполне соответствует точке зрения и достоинству германских вооруженных сил, чтобы каждый немецкий солдат проводил бы резкую грань между собою и советскими военнопленными. Обращение должно быть холодным, хотя и корректным. Самым строгим образом следует избегать всякого сочувствия, а тем более поддержки. Чувство гордости и превосходства немецкого солдата, назначенного для окарауливания советских военнопленных, должно во всякое время быть заметным для окружающих".

Советских военнопленных практически не кормили. Вглядитесь в эту сценку.

Вскрытое следователями Чрезвычайной Государственной Комиссии СССР массовое захоронение советских военнопленных


Погонщик

В западной историографии до середины 70-х годов ХХ-го века была вполне распространена версия о том, что "преступные" приказы Гитлера были навязаны оппозиционно настроенному командованию вермахта и почти не исполнялись "на местах". Эта "сказка" родилась во время Нюрнбергского процесса (действия защиты). Однако анализ ситуации показывает, что например, Приказ о комиссарах исполнялся в войсках весьма последовательно. Под "отбор" айнзацкоманд СС попадали не только все военнослужащие еврейской национальности и политработники РККА, но и вообще все кто мог оказаться "потенциальным противником". Военная верхушка вермахта практически единогласно поддержала фюрера. Гитлер в своей беспрецедентно откровенной речи 30 марта 1941 года "давил" не на расовые причины "войны на уничтожение", а именно на борьбу с чуждой идеологией, что было близко по духу военной элите вермахта. Пометки Гальдера в его дневнике однозначно указывают на общую поддержку требований Гитлера, в частности Гальдер записал, что "война на Востоке существенно отличается от войны на Западе. На Востоке жестокость оправдывается интересами будущего!". Сразу после программной речи Гитлера штабы ОКХ (нем. OKH - Oberkommando des Heeres верховное командование сухопутных сил) и ОКВ (нем. OKW - Oberkommando der Wermacht, верховное командование вооруженных сил) приступили к оформлению программы фюрера в конкретные документы. Наиболее одиозные и известные из них: "Директива об установлении оккупационного режима на подлежащей захвату территории Советского Союза" - 13.03.1941 г., "О военной подсудности в районе "Барбаросса" и об особых полномочиях войск" -13.05.1941 г., директивы "О поведении войск в России" - 19.05.1941 г. и "Об обращении с политическими комиссарами" , чаще именуемом "приказ о комиссарах" - 6.6.1941 г., распоряжение верховного командования вермахта об обращении с советскими военнопленными - 8.09.1941. Изданы эти приказы и директивы в разное время, но черновики их были готовы практически в первой неделе апреля 1941 года (кроме первого и последнего документа).

Несломленный

Практически во всех пересыльных лагерях наши военнопленные содержались под открытым небо в условиях чудовищной скученности


Немецкие солдаты добивают советского раненного

Нельзя сказать, чтобы оппозиции мнению Гитлера и верховного командования германских вооруженных сил о ведении войны на Востоке совсем не существовало. Например, 8 апреля 1941 года, Ульрих фон Хассель вместе с начальником штаба адмирала Канариса полковником Остером был у генерал-полковника Людвига фон Бека (являвшегося последовательным противником Гитлера). Хассель записал: "Волосы встают дыбом от того, что документально изложено в приказах (!), подписанных Гальдером и отданных войскам, по поводу действий в России и от систематического применения военной юстиции по отношению к гражданскому населению в этой издевающейся над законом карикатуре. Подчиняясь приказам Гитлера, Браухич жертвует честью немецкой армии". Вот так, не больше и не меньше. Но оппозиция решениям национал-социалистского руководства и командования вермахта была пассивной и до самого последнего момента весьма вялой.

Я обязательно назову учреждения и лично "героев" по чьим приказам был развязан геноцид против мирного населения СССР и под чьим "чутким" присмотром было уничтожено более 3-х миллионов советских военнопленных. Это вождь немецкого народа А. Гитлер , рейхсфюрер СС Гиммлер , обергруппенфюрер СС Гейдрих , начальник ОКВ генерал-фельдмаршал Кейтель , главком сухопутных сил генерал-фельдмаршал ф. Браухич , начальник Генерального штаба сухопутных сил генерал-полковник Гальдер , штаб оперативного руководства вермахта и его начальник генерал артиллерии Йодль , начальник правового отдела вермахта Леман , отдел "L" ОКВ и лично его начальник генерал-майор Варлимонт , группа 4/Qu (начальник под-к ф. Типпельскирх ), генерал для особых поручений при главкоме сухопутных сил генерал-лейтенант Мюллер , начальник правового отдела сухопутных сил Латман , генерал-квартирмейстер генерал-майор Вагнер , начальник военно-административного отдела сухопутных сил ф. Альтенштадт . А также под эту категорию попадают ВСЕ командующие группами армий, армиями, танковыми группами, корпусами и даже отдельными дивизиями немецких вооруженных сил (в частности показателен знаменитый приказ командующего 6-й полевой армии ф.Рейхенау, практически без изменений продублированный по всем соединениям вермахта).

Причины массового пленения советских военнослужащих

Неготовность СССР к современной высокоманевренной войне (по разным причинам), трагическое начало военных действий привело к тому, что к середине июля 1941 года из 170 советских дивизий находившихся к началу войны в приграничных военных округах 28 оказались в окружении и не вышли из него, 70 соединений класса дивизии были фактически разгромлены и стали небоеспособны. Огромные массы советских войск часто беспорядочно откатывались назад, а германские моторизованные соединения, двигаясь со скоростью до 50 км в сутки, отрезали им пути отхода, не успевшие отойти советские соединения, части и подразделения попадали в окружение. Образовывались большие и малые "котлы", в которых большая часть военнослужащих попадала в плен.

Другой причиной массового пленения советских бойцов, особенно в начальный период войны, было их морально-психологическое состояние. Существование как пораженческих настроений среди части военнослужащих Красной Армии, так и общих антисоветских настроений в определенных слоях советского общества (например, среди интеллигенции) в настоящее время уже не является секретом.

Необходимо признать, что бытовавшие в Красной Армии пораженческие настроения стали причиной перехода некоторого количества красноармейцев и командиров на сторону врага с первых же дней войны. Редко, но случалось, что линию фронта организованно переходили целые воинские части со своим оружием и во главе со своими командирами. Первый точно датированный подобный случай имел место 22 июля 1941 г., когда на сторону противника перешло два батальона 436-го стрелкового полка 155-й стрелковой дивизии, под командованием майора Кононова. Нельзя отрицать, что это явление сохранилось даже на завершающем этапе Великой Отечественной войны. Так, в январе 1945 г. немцы зафиксировали 988 советских перебежчиков, в феврале - 422, в марте - 565. На что надеялись эти люди понять сложно, скорее всего просто частные обстоятельства, вынуждавшие искать спасения собственной жизни ценой предательства.

Как бы там ни было, а в 1941 г. пленные составили 52,64% от общего количества потерь Северо-Западного фронта, 61,52% потерь Западного, 64,49% потерь Юго-Западного и 60,30% потерь Южного фронтов.

Общее количество советских военнопленных.
В 1941 году по немецким данным в крупных "котлах" было захвачено около 2 561 000 советских военнослужащих. В сводках германского командования сообщалось, что в котлах под Белостоком, Гродно и Минском было взято в плен 300 000 человек, под Уманью - 103 000, под Витебском, Могилевом, Оршей и Гомелем - 450 000, под Смоленском - 180 000 , в районе Киева - 665 000, под Черниговым - 100 000, в районе Мариуполя - 100 000, под Брянском и Вязьмой 663 000 человек. В 1942 году еще в двух крупных "котлах" под Керчью (май 1942-го) - 150 000, под Харьковом (тогда же) - 240 000 человек. Здесь сразу надо оговориться, что немецкие данные представляются завышенными ибо заявленное количество пленных зачастую превышает численность армий и фронтов принимавших участие в той или иной операции. Наиболее яркий пример этого - киевский котел. Немцы заявили о взятии в плен восточнее столицы Украины 665 000 человек, хотя полная списочная численность Юго-Западного фронта к моменту начала Киевской оборонительной операции не превышала 627 000 человек. Причем около 150 000 красноармейцев осталось вне кольца окружения, а еще около 30 000 сумели выйти из "котла".

К. Штрайт, наиболее авторитетный специалист по советским военнопленным во Второй Мировой войне, утверждает, что в 1941 г. вермахт захватил в плен 2 465 000 бойцов и командиров Красной Армии, в том числе: группа армий "Север" - 84 000, группа армий "Центр" - 1 413 000 и группа армий "Юг" - 968 000 человек. И это лишь в крупных "котлах". Всего же, по оценке Штрайта в 1941 году германскими вооруженными силами было захвачено в плен 3,4 млн. советских военнослужащих. Это составляет примерно 65% от общего количества советских военнопленных захваченных в период с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года.

В любом случае количество советских военнопленных захваченных вооруженными силами рейха до начала 1942 года не поддается точному исчислению. Дело в том, что в 1941 году предоставление донесений в вышестоящие штабы вермахта о числе взятых в плен советских военнослужащих не являлось обязательным. Распоряжение по этому вопросу было отдано главным командованием сухопутных сил только в январе 1942 года. Но не вызывает сомнений, что количество захваченных в плен в 1941году красноармейцев превышало 2,5 млн. человек.

Также до сих пор нет точных данных об общем количестве советских военнопленных, захваченных германскими вооруженными силами с июня 1941 года по апрель 1945 года. А. Даллин, оперируя немецкими данными, приводит цифру в 5,7 млн. человек, коллектив авторов под руководством генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева в редакции своей монографии от 2010 года сообщает о 5, 059 млн. человек (из них около 500 тыс. военнообязанных призванных по мобилизации, но захваченных противником на пути в воинские части), К. Штрайт оценивает количество пленных от 5,2 до 5,7 млн.

Здесь надо учитывать, что к военнопленным немцы могли относить такие категории советских граждан как: попавшие в плен партизаны, подпольщики, личный состав незавершенных формирований народного ополчения, местной противовоздушной обороны, истребительных батальонов и милиции, а также железнодорожников и военизированных формирований гражданских ведомств. Плюс сюда же попало и некоторое количество гражданских лиц угнанных на принудительные работы в рейх или оккупированные страны, а также взятых в заложники. То есть немцы пытались "изолировать" как можно больше мужского населения СССР призывного возраста, особо это и не скрывая. Например, в минском лагере для военнопленных содержалось около 100 000 собственно пленных военнослужащих РККА и около 40 000 гражданских лиц, а это практически всё мужское население г. Минск. Подобной практики придерживались немцы и в дальнейшем. Вот выдержка из приказа командования 2-й танковой армии от 11 мая 1943 года:

"При занятии отдельных населённых пунктов нужно немедленно и внезапно захватывать имеющихся мужчин в возрасте от 15 до 65 лет, если они могут быть причислены к способным носить оружие, под охраной отправлять их по железной дороге в пересыльный лагерь 142 в Брянске. Захваченным, способным носить оружие, объявить, что они впредь будут считаться военнопленными, и что при малейшей попытке к бегству будут расстреливаться".

Учитывая это, число советских военнопленных захваченных немцами в 1941-1945 гг. колеблется от 5,05 до 5,2 млн. человек, включая около 0,5 млн. человек формально не являвшихся военнослужащими.

Пленные из вяземского котла.


Казнь пытавшихся сбежать советских военнопленных

ПОБЕГ


Необходимо упомянуть и тот факт, что некоторое количество советских военнопленных было немцами отпущено из плена. Так, к июлю 1941 года в сборных пунктах и пересыльных лагерях в зоне ответственности ОКХ, скопилось большое количество военнопленных, на содержание которых вообще не было никаких средств. В связи с этим немецкое командование пошло на беспрецедентный шаг - приказом генерал-квартирмейстера от 25.07.41 №11/4590 были освобождены советские военнопленные ряда национальностей (этнические немцы, прибалты, украинцы, а затем и белорусы). Однако распоряжением OKВ от 13.11.41 №3900 эта практика была прекращена. Всего за этот период было освобождено 318 770 человек, из них в зоне ОКХ - 292 702 человека, в зоне OKВ - 26 068 человек. В их числе 277 761 украинцев. В последующем освобождались лишь лица, которые вступали в добровольческие охранные и иные формирования, а также в полицию. С января 1942 года по 1 мая 1944 года немцами было освобождено 823 230 советских военнопленных, из них в зоне ОКХ - 535 523 человека, в зоне OKВ - 287 707 человек. Хочу подчеркнуть, мы не имеем морального права осуждать этих людей, ибо в подавляющем количестве случаев это была для советского военнопленного единственная возможность выжить. Другое дело, что большая часть советских военнопленных, сознательно отказалась от какого-либо сотрудничества с врагом, что в тех условиях фактически было равносильно самоубийству.



Добивание обессилевшего пленного


Советские раненные - первые минуты плена. Скорее всего их добьют.

30 сентября 1941 года было дано распоряжение комендантам лагерей на востоке завести картотеки на военнопленных. Но это надо было сделать после окончания кампании на Восточном фронте. Особо подчеркивалось, что центральному справочному отделу должны сообщаться только сведения на тех пленных, которые "после селекции", произведенной айнзацкомандами (зондеркомандами), "окончательно остаются в лагерях или на соответствующих работах". Из этого прямо следует, что в документах центрального справочного отдела отсутствуют данные об ранее уничтоженных военнопленных при передислокации и фильтрации. Видимо, поэтому почти полностью отсутствуют комплектные документы о советских военнопленных по рейхскомиссариатам "Остланд" (Прибалтика) и "Украина", где осенью 1941 года содержалось значительное количество пленных.
Массовый расстрел советских военнопленных район Харькова. 1942 год


Крым 1942 год. Ров с телами расстреляных немцами пленных.

Парная фотография к этой. Советские военнопленные роют себе могилу.

Отчетность отдела по делам военнопленных OKВ, предоставляемая Международному комитету Красного Креста, охватывала только систему лагерей подчиненных OKВ. Сведения в комитет о советских военнопленных стали поступать лишь с февраля 1942 года, когда было принято решение об использовании их труда в немецкой военной промышленности.

Система лагерей для содержания советских военнопленных.

Всеми делами, связанными с содержанием иностранных военнопленных в рейхе, занимался отдел военнопленных вермахта в составе общего управления вооруженных сил, руководимого генералом Германом Рейнеке. Отдел возглавляли: полковник Брейер (1939-1941 гг.), генерал Гревениц (1942-1944 гг.), генерал Вестхофф (1944 г.), и обергруппенфюрер СС Бергер (1944-1945 гг.). В каждом военном округе (а позднее и на оккупированных территориях), переданном под гражданское управление, имелся "командующий военнопленными" (комендант по делам военнопленных соответствующего округа).

Немцы создали весьма широкую сеть лагерей для содержания военнопленных и "остарбайтеров" (насильно угнанных в рабство граждан СССР). Лагеря для военнопленных делились на пять категорий:
1. Сборные пункты (лагеря),
2. Пересыльные лагеря (Дулаг, Dulag),
3. Постоянные лагеря (Шталаг, Stalag) и их разновидность для командного состава Красной Армии (Офлаг),
4. Основные рабочие лагеря,
5. Малые рабочие лагеря.
Лагерь под Петрозаводском


В таких условиях перевозили наших пленных зимой 1941/42 годов. Смертность на этапах пересылки достигала 50%

ГОЛОД

Сборные пункты находились в непосредственной близости к линии фронта, здесь шло окончательное разоружение пленных, и составлялись первичные учетные документы. Пересыльные лагеря находились вблизи крупных железнодорожных узлов. После "сортировки" (именно в кавычках) пленных как правило отправляли в лагеря имеющие постоянное место расположения. Шталаги различались по номерам, и одновременно в них содержалось большое количество военнопленных. Например, в "Шталаг -126" (Смоленск) в апреле 1942 содержалось 20 000 человек, в "Шталаг - 350" (окрестности Риги) в конце 1941 года - 40 000 человек. Каждый "шталаг" был базой для сети основных рабочих лагерей, ему подчиненных. Основные рабочие лагеря имели наименование соответствующего шталага с добавлением буквы, в них содержалось по несколько тысяч человек. Малые рабочие лагеря подчинялись основным рабочим лагерям или непосредственно шталагам. Они именовались чаще всего по названию населенного пункта, в котором были расположены, и по названию основного рабочего лагеря, в них находилось от нескольких десятков до нескольких сотен военнопленных.

В общей сложности, в эту по-немецки стройную систему входило около 22 000 крупных и мелких лагерей. В них содержалось одновременно более 2 млн. советских военнопленных. Лагеря находились как на территории рейха, так и на территории оккупированных стран.

В прифронтовой полосе и в армейском тылу пленными заведовали соответствующие службы ОКХ. На территории ОКХ обычно размещались лишь пересыльные лагеря, а шталаги находились уже в ведомстве ОКВ - то есть в границах военных округов на территории рейха, генерал-губернаторства и рейхскомиссариатов. По мере продвижения немецкой армии дулаги превращались в постоянные лагеря (офлаги и шталаги).

В ОКХ пленными занималась служба генерал-квартирмейстера армии. Ей подчинялись несколько местных комендатур, в каждой из которой находилось несколько дулагов. Лагеря в системе ОКВ подчинялись управлению военнопленных соответствующего военного округа.
Замученный финнами советский военнопленный

Этому старшему лейтенанту перед смертью вырезали звезду на лбу


Источники:
Фонды Федерального архива ФРГ- Военного архива. Фрайбург. (Bundesarchivs/Militararchiv (BA/MA)
ОКВ:
Документы отдела пропаганды вермахта RW 4/v. 253;257;298.
Особо важные дела по плану "Барбаросса" отдела "L IV" штаба оперативного руководства вермахта RW 4/v. 575; 577; 578.
Документы ГА "Север" (OKW/Nord) OKW/32.
Документы справочного бюро вермахта RW 6/v. 220;222.
Документы отдела по делам военнопленных (OKW/AWA/Kgf.) RW 5/v. 242, RW 6/v. 12; 270,271,272,273,274; 276,277,278,279;450,451,452,453. Документы управления военной экономики и вооружения (OKW/WiRuArnt) Wi/IF 5/530;5.624;5.1189;5.1213;5.1767;2717;5.3 064; 5.3190;5.3434;5.3560;5.3561;5.3562.
ОКХ:
Документы начальника вооружения сухопутных сил и командующего армией резерва (OKH/ChHRu u. BdE) H1/441. Документы отдела иностранных армий "Восток" генерального штаба сухопутных сил (OKH/GenStdH/Abt. Fremde Heere Ost) Р3/304;512;728;729.
Документы начальника архива сухопутных сил Н/40/54.

А. Даллин "Германское правление в России 1941-1945 гг. Анализ оккупационной политики". М. Из-во Академии наук СССР 1957 г.
"СС в действии". Документы о преступлениях. М. ИИЛ 1960 г.
Ш. Датнер "Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных во II Мировой войне" М. ИИЛ 1963 г.
"Преступные цели - преступные средства". Документы об оккупационной политике фашисткой Германии на территории СССР. М. "Политиздат" 1968 г.
"Совершенно секретно. Только для командования". Документы и материалы. М. "Наука" 1967 г.
Н. Алексеев "Ответственность нацистских преступников" М. "Международные отношения" 1968 г.
Н. Мюллер "Вермахт и оккупация, 1941-1944. О роли вермахта и его руководящих органов в осуществлении оккупационного режима на советской территории" М. Воениздат 1974 г.
К. Штрайт "Солдатами их не считать. Вермахт и советские военнопленные 1941-1945 гг.". М. "Прогресс" 1979 г.
В. Галицкий. "Проблема военнопленных и отношение к ней советского государства". "Государство и право" №4, 1990 г.
М. Семиряга "Тюремная империя нацизма и ее крах" М. "Юр. Литература" 1991 г.
В. Гуркин "О людских потерях на советско-германском фронте в 1941-1945 гг." НиНИ №3 1992
"Нюрнбергский процесс. Преступления против человечности". Сборник материалов в 8-ми томах. М. "Юридическая литература" 1991-1997 гг.
М. Ерин "Советские военнопленные в Германии в годы Второй Мировой войны" "Вопросы истории" №11-12, 1995
К. Штрайт "Советские военнопленные в Германии/Россия и Германия в годы войны и мира (1941-1995)". М. "Гея" 1995 г.
П. Полян "Жертвы двух диктатур. Жизнь, труд, унижения и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине". М. "РОССПЭН" 2002 г.
М. Ерин "Советские военнопленные в нацистской Германии 1941-1945гг. Проблемы исследования". Ярославль. ЯрГУ 2005г.
"Истребительная война на востоке. Преступления вермахта в СССР. 1941-1944. Доклады" под редакцией Г. Горцика и К. Штанга. М. "Аиро-ХХ" 2005 г.
В. Ветте "Образ врага: Расисткие элементы в немецкой пропаганде против Советского Союза". М. "Яуза", ЭКСМО 2005г.
К. Штрайт "Они нам не товарищи. Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945гг". М. "Русская панорама" 2009 г.
"Великая Отечественная война без грифа секретности. Книга потерь". Коллектив авторов под руководством Г.Ф. Кривошеева М. Вече 2010 г.

Накануне войны имперский министр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс записал в дневнике: «Я совершенно счастлив. Русские все еще ничего не подозревают. Во всяком случае, они сосредотачивают свои войска именно так, как бы нам этого хотелось: концентрированно, а это будет легкая добыча в виде военнопленных».

Германское командование зафиксировало 5,24 миллиона попавших в плен советских солдат. Из них 3,8 миллиона — ​в первые месяцы войны. Попавших в плен красноармейцев ждала страшная судьба: их убивали, и они умирали от голода, ран и эпидемий. Командование вермахта относилось к пленным демонстративно бесчеловечно.

Данные о численности красноармейцев, расстрелянных в плену или погибших от голода и болезней, расходятся. В последнее время в немецких работах приводится цифра два с половиной миллиона человек.

Сознательное уничтожение

Красноармейцев старались в плен не брать. 30 июня 1942 года в ставку Гитлера прибыл командующий группой армий «Север» генерал-полковник Георг фон Кюхлер. Фюрер был доволен Кюхлером и в тот же день повысил в звании.

«За обедом присутствовал великолепно показавший себя в боях на северном участке восточного фронта и получивший звание генерал-фельдмаршала фон Кюхлер, — ​записал в дневнике стенограф фюрера. — ​Говоря о пленных, он сказал, что было захвачено еще десять тысяч раненых. Однако в сводках эта цифра не фигурировала, поскольку на болотистой местности было совершенно невозможно оказать им помощь и они все погибли… Русские сражаются, как звери, до последнего вздоха, и их приходится убивать одного за другим».

Под уничтожение пленных подвели идеологическую базу: расово неполноценные должны исчезнуть с лица земли. Русские эмигранты в Берлине ходили смотреть еженедельные киножурналы, выпускавшиеся министерством Геббельса:

«Мы всматривались в мелькавшие на экране лица, пока слезы не застилали глаза. Десятки, сотни тысяч военнопленных с исхудавшими, небритыми по неделям лицами, с воспаленными от пережитых ужасов и голода глазами. Из тысячных толп кинооператоры выбирают наиболее неодухотворенные, грубые и страшные лица, и дикторы поясняют эти снимки всегда одними и теми же комментариями:

— Вот эти дикари, подчеловеки, как видите, мало похожие на людей, собирались напасть на нашу Германию».

Взятых в плен сознательно обрекали на смерть. Убили бы всех, но немецкой промышленности понадобились рабочие руки. Гитлер согласился использовать пленных. Имперский министр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер ухватился за это решение. Сотни тысяч пленных повезли в Германию. Кормили их плохо, они умирали. Даже командование вермахта жаловалось в министерство продовольствия: нелепо привезти в страну людей на работу и позволить им умереть. Из почти двух миллионов советских военнопленных, отправленных на работы, выжила половина.

Заместитель министра продовольствия и сельского хозяйства Герберт Бакке сразу заявил, что ему нечем кормить русских. Второй человек в рейхе Герман Геринг заметил, что русских можно кормить кошками и кониной. Бакке проконсультировался со своими экспертами и доложил Герингу: в стране нет достаточного количества кошек, а конина уже идет как добавка в рационы немецких граждан.

Рацион для русских рабочих: на неделю — ​шестнадцать с половиной килограммов турнепса (репы), два с половиной килограмма хлеба (65 процентов ржи, 25 процентов сахарной свеклы, 10 процентов листьев), три килограмма картофеля, 250 граммов мяса (конина), 70 граммов сахара и две трети литра снятого молока. Такой хлеб не усваивался, что вело к истощению и смерти.

Немецким рабочим запрещали вступать в контакт с «восточными рабочими». На территории Анхальтских угольных заводов висело объявление: «Каждый член трудового коллектива обязан держаться в стороне от пленных. Члены коллектива, нарушившие данное правило, будут арестованы и переведены в концлагерь».

На металлургическом заводе Обершвайг сердобольный немецкий рабочий сунул советскому пленному кусок хлеба. Заместитель начальника производства уведомил нарушителя о реакции руководства в письменном виде: «Ваше поведение настолько невероятно, что по существу мы должны были бы передать вас в соответствующие инстанции для наказания. Так как вы, судя по всему, не нуждаетесь в выделенных вам заводом дополнительных карточках, вас на две недели лишат карточек, положенных занятым на тяжелых работах».

Многих могли спасти

Советское правительство имело возможность облегчить участь пленных — ​с помощью Международного комитета Красного Креста. Комитет был создан в 1863 году в Женеве для защиты жертв военных конфликтов, помощи раненым, военнопленным, политическим заключенным и жителям оккупированных территорий.

Делегаты комитета — ​единственные, кому позволено пересекать линию фронта, посещать оккупированные территории и лагеря пленных. Репутация комитета была такова, что даже Гитлер вынужден был с ним считаться.

23 июня 1941 года, на следующий день после нападения Германии на Советский Союз, глава МККК Макс Хубер предложил Москве и Берлину посреднические услуги, чтобы СССР и Германия могли бы обменяться списками военнопленных. В те отчаянные дни Москва ни от какой помощи не отказывалась. 27 июня нарком иностранных дел Молотов подписал ответную телеграмму председателю МККК:

«Советское правительство готово принять предложение Международного комитета Красного Креста относительно представления сведений о военнопленных, если такие же сведения будут представляться воюющими с советским государством странами».

23 июля советский посол в Турции Виноградов отправил в Москву запись беседы с уполномоченным МККК, который рекомендовал Советскому Союзу ратифицировать Женевскую конвенцию 1929 года о защите военнопленных. Это позволит воспользоваться услугами Красного Креста, чьи представители смогут посещать в Германии лагеря советских военнопленных и требовать улучшения их положения. Разумеется, инспекции подвергнутся и советские лагеря для немецких военнопленных.

9 августа немцы разрешили представителям МККК посетить лагерь для советских военнопленных. Но продолжения не последовало, потому что советское правительство отказалось пускать сотрудников МККК в свои лагеря.

6 сентября посол Виноградов отправил в наркомат иностранных дел недоуменную записку. Он не понимал, почему Москва не отправляет списки немецких военнопленных: «Немцы уже дали первый список наших красноармейцев, захваченных ими в плен. Дальнейшие списки будут даны лишь после того, как Красный Крест получит такие же данные от нас». Майор госбезопасности Сопруненко, начальник управления НКВД по делам военнопленных и интернированных, приказал составить список на 300 немецких пленных. Но посылать его не хотели.

МККК предложил купить в нейтральных странах продовольствие и одежду для советских пленных и обе-щал позаботиться о том, чтобы посылки попали по назначению. Германия не возражала. В Москве интереса к этой идее не проявили.

Когда в лагерях началась эпидемия сыпного тифа, представители МККК пришли в советское посольство в Турции и предложили отправить военнопленным вакцину, если Москва возместит расходы. Ответа не последовало.

В ноябре и декабре 1941 года МККК отправил в Москву фамилии нескольких тысяч красноармейцев, попавших в румынский плен. Свои списки передали и итальянцы. Финны тоже были готовы обменяться списками. Но все требовали взаимности. А Москва не отвечала. Судьба попавших в плен бойцов и командиров Красной армии Сталина не интересовала, а давать какие-то сведения о числе немецких пленных он категорически не хотел. И уж вовсе не желал появления в лагерях НКВД швейцарских медиков.

Гитлеру это было только на руку. В конце ноября командование вермахта подготовило списки полумиллиона советских пленных, которые готово было передать швейцарцам. Когда выяснилось, что Советский Союз не намерен отвечать взаимностью, Гитлер распорядился прекратить составление списков и запретил пускать представителей МККК в лагеря, где содержались красноармейцы. Фюрер знал, сколько советских пленных каждый день умирало в немецких лагерях, и не хотел, чтобы это стало достоянием гласности…

Швейцарский Красный Крест многих бы спас. Выполняя просьбы других воюющих государств, МККК следил за распределением посылок с продовольствием в лагерях военнопленных; британские военнопленные получали в месяц три посылки — ​от голода и истощения они не умирали. Да и само появление представителей Красного Креста в лагерях заставляло немцев сдерживаться. Никто не находился в таком бедственном положении, как советские пленные.

Требовал, чтобы все застрелились

Сталин не признавал сдачи в плен. В Советском Союзе не существовало понятия «военнопленный», только — ​«дезертиры, предатели Родины и враги народа».

Так было не всегда. Поначалу в Красной армии относились к попавшим в плен, как принято во всех странах, с сочувствием. 5 августа 1920 года было принято постановление Совнаркома о пособии возвратившимся из плена военнослужащим. Когда Сталин стал полным хозяином страны, все изменилось.

Приказ № 270 от 16 августа 1941 года, подписанный Сталиным, требовал от красноармейцев в любой ситуации стоять до последнего и не сдаваться в плен, а тех, кто смел предпочесть плен смерти, — ​расстреливать. Иначе говоря, вождь требовал, чтобы застрелились несколько миллионов красноармейцев, которые из-за преступлений самого вождя и ошибок его генералов оказались в окружении и попали в плен.

58-я (политическая) статья уголовного кодекса РСФСР позволяла предавать суду семьи пленных красноармейцев и высылать их в Сибирь. 24 июня 1942 года Сталин подписал еще и постановление Государственного комитета обороны «О членах семей изменников Родины». Членами семей считались отец, мать, муж, жена, сыновья, дочери, братья и сестры, если они жили вместе.

Жестокие приказы, которые должны были помешать сдаче в плен, приводили к противоположным результатам. Попавшие в плен красноармейцы боялись возвращения на родину, где их считали предателями (так оно и получилось в 1945 году, когда из немецких лагерей они переместились в советские).

Жуков против Сталина

27 декабря 1941 года Государственный комитет обороны издал постановление о проверке и фильтрации «бывших военнослужащих Красной армии, находившихся в плену и окружении». Заместитель наркома обороны по тылу генерал Хрулев получил указание создать сборно-пересыльные пункты для бывших военнослужащих, обнаруженных в местностях, освобожденных от войск противника. Всех бывших военнопленных или окруженцев задерживали и передавали на сборно-пересыльные пункты, которыми руководили офицеры особых отделов НКВД.

В соответствии с приказом наркома обороны № 0521 от 29 декабря освобожденные или бежавшие из плена отправлялись в лагеря НКВД. Все должны были пройти проверку. Содержали бывших военнопленных так же, как и особо опасных государственных преступников. Им запрещались свидания с родными, переписка. Попавшими в плен красноармейцами занималось управление НКВД по делам военнопленных и интернированных, то есть к ним относились как к солдатам вражеской армии.

Многих военнопленных судили как изменников Родины за то, что они выполняли в плену обязанности врачей, санитаров, переводчиков, поваров, то есть обслуживали самих военнопленных. Семьи попавших в плен лишались во время войны денежных пособий и минимальных льгот, положенных родным красноармейцев.

И только маршал Жуков через 11 лет после окончания войны вступился за пленных. В 1956 году, будучи министром обороны, он предложил восстановить справедливость:

«В силу тяжелой обстановки, сложившейся в первый период войны, значительное количество советских военнослужащих, находясь в окружении и исчерпав все имевшиеся возможности к сопротивлению, оказалось в плену у противника. Многие военнослужащие попали в плен ранеными, контуженными, сбитыми во время воздушных боев или при выполнении боевых заданий по разведке в тылу врага.

Советские воины, оказавшиеся в плену, сохранили верность Родине, вели себя мужественно и стойко переносили тяготы плена и издевательства гитлеровцев. Многие из них, рискуя жизнью, бежали из плена и сражались с врагом в партизанских отрядах или пробивались через линию фронта к советским войскам». Министр обороны считал необходимым «осудить как неправильную и противоречащую интересам Советского государства практику огульного политического недоверия к бывшим советским военнослужащим, находившимся в плену или окружении».

Маршал Победы предложил снять все ограничения с бывших военнопленных, изъять из анкет вопрос о пребывании в плену, время, проведенное в плену, включить в общий трудовой стаж, пересмотреть дела, заведенные на бывших военнопленных, а тех, кто имел ранения или совершил побег из плена, представить к наградам. И всем вручить медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

Но самого Жукова вскоре сняли с поста министра обороны, и справедливость в отношении бывших военнопленных была восстановлена не скоро.

Умение прощать свойственно русским. Но все-таки как поражает это свойство души - особенно когда слышишь о нем из уст вчерашнего врага...
Письма бывших немецких военнопленных.

Я отношусь к тому поколению, которое испытало на себе Вторую мировую войну. В июле 1943 г. я стал солдатом вермахта, но по причине длительного обучения попал на германо-советский фронт только в январе 1945 г., который к тому моменту проходил по территории Восточной Пруссии. Тогда немецкие войска уже не имели никаких шансов в противостоянии Советской армии. 26 марта 1945 г. я попал в советский плен. Я находился в лагерях в Кохла-Ярве в Эстонии, в Виноградове под Москвой, работал на угольной шахте в Сталиногорске (сегодня – Новомосковск).

К нам всегда относились как к людям. Мы имели возможность свободного времяпровождения, нам предоставлялось медобслуживание. 2 ноября 1949 г., после 4,5 лет плена, я был освобожден, вышел на свободу физически и духовно здоровым человеком. Мне известно, что в отличие от моего опыта в советском плену, советские военнопленные в Германии жили совершенно иначе. Гитлер относился к большинству советских военнопленных крайне жестоко. Для культурной нации, как всегда представляют немцев, с таким количеством известных поэтов, композиторов и ученых, такое обращение было позором и бесчеловечным актом. После возвращения домой многие бывшие советские военнопленные ждали компенсации от Германии, но так и не дождались. Это особенно возмутительно! Надеюсь, что своим скромным пожертвованием я внесу небольшой вклад в смягчение этой моральной травмы.

Ганс Моэзер

Пятьдесят лет назад, 21 апреля 1945 года, во время ожесточенных боев за Берлин, я попал в советский плен. Эта дата и сопутствующие ей обстоятельства имели для моей последующей жизни огромное значение. Сегодня, по прошествии полувека, я оглядываюсь назад, теперь как историк: предметом этого взгляда в прошлое являюсь я сам.

Ко дню моего пленения я только что отметил свой семнадцатый день рождения. Через Трудовой фронт мы были призваны в Вермахт и причислены к 12-й Армии, так называемой «Армии призраков». После того, как 16 апреля 1945 года Советская Армия начала «операцию «Берлин»», нас в буквальном смысле слова бросили на фронт.

Пленение явилось для меня и моих молодых товарищей сильным шоком, ведь к подобной ситуации мы были совершенно не подготовлены. А уж о России и русских мы вообще ничего не знали. Этот шок был еще и потому таким тяжелым, что, только оказавшись за линией советского фронта, мы осознали всю тяжесть потерь, которые понесла наша группа. Из ста человек, утром вступивших в бой, до полудня погибло более половины. Эти переживания относятся к тяжелейшим воспоминаниям в моей жизни.

Далее последовало формирование эшелонов с военнопленными, которые увезли нас - с многочисленными промежуточными станциями - вглубь Советского Союза, на Волгу. Страна нуждалась в немецких военнопленных как в рабочей силе, ведь бездействовавшим во время войны заводам нужно было возобновлять работу. В Саратове, прекрасном городе на высоком берегу Волги, снова заработал лесопильный завод, а в «цементном городе» Вольске, также расположенном на высоком берегу реки, я провел более года.

Наш трудовой лагерь относился к цементной фабрике «Большевик». Работа на заводе была для меня, необученного восемнадцатилетнего старшеклассника, необыкновенно тяжелой. Немецкие «камерады» при этом помогали не всегда. Людям нужно было просто выжить, дожить до отправки домой. В этом стремлении немецкие пленные выработали в лагере свои, часто жестокие законы.

В феврале 1947 года со мной произошел несчастный случай в каменоломне, после которого я больше не смог работать. Через полгода я вернулся инвалидом домой, в Германию.

Это лишь внешняя сторона дела. Во время пребывания в Саратове и затем в Вольске условия были очень тяжелыми. Эти условия достаточно часто описаны в публикациях о немецких военнопленных в Советском Союзе: голод и работа. Для меня же большую роль играл еще и фактор климата. Летом, которое на Волге необычно жаркое, я должен был на цементном заводе выгребать из-под печей раскаленный шлак; зимой же, когда там чрезвычайно холодно, я работал в каменоломне в ночную смену.

Я бы хотел, перед тем, как подвести итоги моего пребывания в советском лагере, описать здесь еще кое-что из пережитого в плену. А впечатлений было много. Я приведу лишь некоторые из них.

Первое - это природа, величественная Волга, вдоль которой мы каждый день маршировали от лагеря до завода. Впечатления от этой огромной реки, матери рек русских, с трудом поддаются описанию. Однажды летом, когда после весеннего половодья река широко катила свои воды, наши русские надзиратели позволили нам прыгнуть в реку, чтобы смыть цементную пыль. Конечно же, «надзиратели» действовали при этом против правил; но они ведь тоже были человечны, мы обменивались сигаретами, да и были они немногим старше меня.

В октябре начинались зимние бури, а к середине месяца реку сковывало ледяное покрывало. По замерзшей реке прокладывали дороги, даже грузовики могли переезжать с одного берега на другой. А потом, в середине апреля, после полугода ледяного плена, Волга снова струилась свободно: с ужасным рокотом ломался лед, и река возвращалась в свое старое русло. Наши русские охранники были вне себя от радости: «Река снова течет!» Новая пора года начиналась.

Вторая часть воспоминаний - это отношения с советскими людьми. Я уже описал, как человечны были наши надзиратели. Могу привести и другие примеры сострадания: например, одна медсестра, в лютую стужу каждое утро стоявшая у ворот лагеря. Кто не имел достаточно одежды, тому охрана позволяла зимой оставаться в лагере, несмотря на протесты лагерного начальства. Или еврейский врач в больнице, спасший жизнь не одному немцу, хотя они и пришли как враги. И, наконец, пожилая женщина, которая во время обеденного перерыва, на вокзале в Вольске, застенчиво подавала нам соленые огурцы из своего ведра. Для нас это был настоящий пир. Позже, перед тем, как отойти, она подошла и перекрестилась перед каждым из нас. Русь-матушка, встреченная мною в эпоху позднего сталинизма, в 1946, на Волге.

Когда сегодня, через пятьдесят лет после моего пленения, я пытаюсь подвести итоги, то обнаруживаю, что пребывание в плену повернуло всю мою жизнь совершенно в другое русло и определило мой профессиональный путь.

Пережитое в молодости в Росии не отпускало меня и после возвращения в Германию. У меня был выбор - вытеснить из памяти мою украденную юность и никогда более не думать о Советском Союзе, или же проанализировать все пережитое и таким образом привнести некое биографическое равновесие. Я выбрал второй, неизмеримо более тяжелый путь, не в последнюю очередь под влиянием научного руководителя моей докторской работы Пауля Йохансена.
Как сказано вначале, на этот трудный путь я и оглядываюсь сегодня. Я обдумываю достигнутое и констатирую следующее: десятилетиями в моих лекциях я пытался донести до студентов мой критически переосмысленный опыт, получая при этом живейший отклик. Ближайшим ученикам я мог более квалифицированно помогать в их докторских работах и экзаменах. И, наконец, я завязал с русскими коллегами, прежде всего в Санкт-Петербурге, продолжительные контакты, которые со временем переросли в прочную дружбу.

Клаус Майер

8 мая 1945 г. капитулировали остатки немецкой 18-ой армии в Курляндскому котле в Латвии. Это был долгожданный день. Наш маленький 100-ваттовый передатчик был предназначен для ведения переговоров с Красной Армии об условиях капитуляции. Все оружие, снаряжение, транспорт, радиоавтомобили и сами радостанции были, согласно прусской аккуратности собраны в одном месте, на площадке, окруженной соснами. Два дня не ничего происходило. Затем появились советские офицеры и проводили нас в двухэтажные здания. Мы провели ночь в тесноте на соломенных матрасах. Ранним утром 11 мая мы были построены по сотням, считай, как старое распределение по ротам. Начался пеший марш в плен.

Один красноармеец впереди, один сзади. Так мы шагали в направлении Риги до огромного сборного лагеря, подготовленного Красной Армией. Здесь офицеры были отделены от простых солдат. Охрана обыскала взятые с собой вещи. Нам разрешено было оставить немного нательного белья, носки, одеяло, посуду и складные столовые приборы. Больше ничего.

От Риги мы шагали бесконечными дневыми маршами на восток, к бывшей советско-латышской границе в направлении Дюнабурга. После каждого марша мы прибывали в очередной лагерь. Ритуал повторялся: обыск всех личных вещей, раздача еды и ночной сон. По прибытию в Дюнабург нас погрузили в товарные вагоны. Еда была хорошей: хлеб и американские мясные консервы «Corned Beef». Мы поехали на юго-восток. Те, кото думал, что мы движемся домой, был сильно удивлен. Через много дней мы прибыли на Балтийский вокзал Москвы. Стоя на грузовиках, мы проехали по городу. Уже стемнело. Еда ли кто-то из нас смог сделать какие-то записи.

В отдалении от города рядом с поселком, состоявших из трехэтажных деревянных домов, находился большой сборный лагерь, настолько большой, что его окраины терялись за горизонтом. Палатки и пленные... Неделя прошла с хорошей летней погодой, русским хлебом и американскими консервами. После одной из утренных перекличек от 150 до 200 пленных были отделены от остальных. Мы сели на грузовики. Никто из нас не знал, куда мы едем. Путь лежал на северо-запад. Последние километры мы проехали через березовый лес по дамбе. После где-то двухчасовой поездки (или дольше?) мы были у цели.

Лесной лагерь состоял из трех или четырех деревянных бараков, расположенных частично на уровне земли. Дверь располагалась низко, на уровне нескольких ступенек вниз. За последним бараком, в котором жил немецкий комендант лагеря из Восточной Пруссии, находились помещения портных и сапожников, кабинет врача и отдельный барак для больных. Вся территория, едва больше, чем футбольное поле, была ограждена колючей проволокой. Для охраны предназначался несколько более комфортабельный деревяный барак. На территории также располагалась будка для часового и небольшая кухня. Это место должно было для следующих месяцев, а может быть и лет, стать нашим новым домом. На быстрое возвращение домой было непохоже.

В баракак вдоль центрального прохода тянулись в два ряда деревяные двухэтажные нары. По окончанию сложной процедуры регистрации (у нас не было с собой наших солдатских книжек), мы разместили на нарах набитые соломой матрацы. Расположившимся на верхнем ярусе могло повезти. Он имел возможность смотреть наружу в застекленное окошко размером где-то 25 х 25 сантиметров.

Ровно в 6 часов был подъем. После этого все бежали к умывальникам. На высоте приблизительно 1,70 метра начинался жестяной водосток, смотрированный на деревяной опоре. Вода спускалась примерно на уровень живота. В те месяцы, когда не было мороза, верхний резервуар наполнялся водой. Для мытья нужно было повернуть простой вентиль, после чего вода лилась или капала на голову и верхнюю часть тела. После этой процедуры ежедневно повторялась перекличка на плацу. Ровно в 7 часов мы шагали на лесоповал в бесконечные березовые леса, окружающие лагерь. Я не могу припомнить, чтобы мне пришлось валить какое-то другое дерево, кроме березы.

На месте нас ждали наши «начальники», гражданские вольнонаемные надзиратели. Они распределяли инструмент: пилы и топоры. Создавались группы по три человека: двое пленных валят дерево, а третий собирает листву и ненужные ветки в одну кучу, а затем сжигает. В особенности, при влажной погоде это было целым искусством. Конечно у каждого военнопленного была зажигалка. Наряду с ложкой, это наверно самый важный предмет в плену. Но при помощи такого простого предмета, состоящего из огнива, фитиля и куска железа можно было поджечь размокшее от дождя дерева зачастую только после многочасовых усилий. Сжигание отходов дерева относилось к ежедневной норме. Сама норма состояла из двух метров срубленного дерева, сложенного в штабеля. Каждый деревяный обрубок должен был быть два метра длиной и минимум 10 сантиметров в диаметре. С таким примитивным орудием как тупые пилы и топоры, состоявшие зачастую лишь из нескольких обыкновенных кусков железа, сваренных между собой, едва ли можно было выполнить такую норму.

После выполненной работы штабеля дерева забирались «начальниками» и грузились на открытые грузовики. В обед работа прерывалась на полчаса. Нам выдавали водянистый капустный суп. Те, кому удавалось выполнить норму (из-за тяжелой работы и недостаточного питания это удавалось лишь немногим) получали вечером дополнительно к обычному рациону, состоявшему из 200 грамм влажного хлеба, впрочем хорошего на вкус, столовой ложки сахара и жмени табака, еще и кашу прямо на крышку кастрюли. Одно «успокаивало»: питание наших охранников было немногим лучше.

Зима 1945/46 гг. была очень тяжелой. Мы затыкали в одежду и сапоги комки ваты. Мы валили деревья и складывали их в штапели до того момента, пока температура не опускалась ниже 20 градусов мороза по Цельсию. Если становилось холоднее, все пленные оставались в лагере.

Одни или два раза в месяц нас будили ночью. Мы вставали с наших соломенных матрацев и ехали на грузовике к станции, до которой было где-то 10 километров. Мы видели огромные горы леса. Это были поваленные нами деревья. Дерево должно было быть загружено в закрытые товарные вагоны и отправлено в Тушино под Москвой. Горы леса внушали нам состояние подавленности и ужаса. Мы должны были привести эти горы в движение. Это была наша работа. Сколько мы еще продержимся? Как долго это еще продлится? Эти ночные часы казались нам бесконечными. При наступлении дня вагоны были полностью загружены. Работа была утомительной. Два человека несли на плечах двухметровый ствол дерева до вагона, а затем просто задвигали его без подъемника в открытые двери вагона. Две особо крепких военнопленных складывали дерево внутри вагона в штапели. Вагон заполнялся. Наступала очередь следующего вагона. Нас освещал прожектор на высоком столбе. Это была какая-то сюрреалистическая картина: тени от стволов деревьев и копошащиеся военнопленные, словно некие фантастические бескрылые существа. Когда на землю падали первые лучи солнца, мы шагали назад в лагерь. Весь этот день уже был для нас выходным.

Одна из январских ночей 1946 г. мне особенно врезалась в память. Мороз был настолько крепок, что после работы не заводились моторы грузовиков. Мы должны были идти по гололеду 10 или 12 километров до лагеря. Полная луна освещала нас. Группа из 50-60 пленных плелась, спотыкаясь. Люди все больше отдалялись один от другого. Я уже не мог различить идущего впереди. Я думал, это конец. До сих пор я не знаю, как мне все-таки удалось дойти до лагеря.

Лесоповал. День за днем. Бесконечная зима. Все больше и больше пленных чувствовали себя морально подавленными. Спасением было записаться в «командировку». Так мы называли работу в расположенных неподалеку колхозах и совхозах. Мотыгой и лопатой мы выковыривали из промерзшей земли картофель или свеклу. Много собирать не удавалось. Но все равно собранное складывалось в кастрюлю и подогревалось. Вместо воды использовался подтаявший снег. Наш охранник ел приготовленное вместе с нами. Ничего не выбрасывалось. Очистки собирались, тайком от контролеров на входе в лагерь проносились на территорию и после получения вечернего хлеба и сахара пожаривались в бараке на двух докрасна раскаленных железных печках. Это была некая «карнавальная» еда в темноте. Большинство пленных к тому моменту уже спали. А мы сидели, впитывая измотанными телами тепло словно сладкий сироп.

Когда я смотрю на прошедшее время с высоты прожитых лет, то могу сказать, что я никогда и нигде, ни в одном месте СССР не замечал такого явления как ненависть к немцам. Это удивительно. Ведь мы были немецкими пленными, представителями народа, который в течение столетия дважды вверг Россию в войны. Вторая война была беспримерной по уровню жестокости, ужаса и преступлений. Если и наблюдались признаки каких-либо обвинений, то они никогда не были «коллективными», обращенными ко всему немецкому народу.

В начале мая 1946 г. я работал в составе группы из 30 военнопленных из нашего лагеря в одном из колхозов. Длинные, крепкие, недавно выросшие стволы деревьев, предназначенные для строительства домов, должны были быть погруженные на приготовленные грузовики. И тут это случилось. Ствол дерева несли на плечах. Я находился с «неправильной» стороны. При погрузке ствола в кузов грузовика моя голова была зажата между двух стволов. Я лежал без сознания в кузове машины. Из ушей, рта и носа текла кровь. Грузовик доставил меня обратно в лагерь. На этом месте моя память отказала. Дальше я ничего не помнил.

Лагерный врач, австриец, был нацистом. Об этом все знали. У него не было нужных медикаментов и перевязочных материалов. Его единственным инструментом были ножницы для ногтей. Врач сказал сразу же: «Перелом основания черепа. Тут я ничего не могу сделать...»

Неделями и месяцами я лежал в лагерном лазарете. Это была комната с 6-8 двухэтажными нарами. Сверху лежали набитые соломой матрасы. При хорошей погоде возле барака росли цветы и овощи. В первые недели боль была непереносимой. Я не знал, как мне лечь поудобнее. Я едва мог слышать. Речь напоминала бессвязное бормотание. Зрение заметно ухудшилось. Мне казалось, что предмет, находящийся в поле моего зрения справа, находится слева и наоборот.

За некоторое время до несчастного случая со мной в лагерь прибыл военврач. Как он сам говорил, он приезал из Сибири. Врач ввел множество новых правил. Возле ворот лагеря была постороена сауна. Каждые выходные в ней мылись и парились пленные. Еда также стала лучше. Врач регулярно посещал лазарет. Однажды он объяснил мне, что я буду находится в лагере до того времени, пока меня нельзя транспортировать.

В течение теплых летних месяцев мое самочувствие заметно улучшилось. Я мог вставать и сделал два открытия. Во-первых, я осознал, что остался в живых. Во-вторых, я нашел маленькую лагерную библиотеку. На грубо сбитых деревяных полках можно было найти все, что русские ценили в немецкой литературе: Гейне и Лессинга, Берна и Шиллера, Клейста и Жан Пола. Как человек, который уже успел махнуть на себя рукой, но которому удалось выжить, я набросился на книги. Я прочитал вначале Гейне, а потом Жан Пола, о котором я в школе ничего не слышал. Хотя я еще чувстовал боль, переворачивая страницы, со временем я забыл все происходящее вокруг. Книги обволакивали меня словно пальто, ограждавшее меня от внешнего мира. По мере того, как я читал, я чувствовал прирост сил, новых сил, прогонявших прочь последствия моей травмы. Даже с наступлением темноты я не мог оторвать глаз от книги. После Жана Пола я приступил к чтению немецкого философа по имени Карл Маркс. «18. Брумера Луи Бонапарта» погрузила меня в атмосферу Парижа середины 19-го века, а «Гражданская война во Франции» - в гущу сражений парижских рабочих и Коммуны 1870-71 гг. Моя голова словно была снова ранена. Я осознал, что за этой радикальной критикой скрывается философия протеста, выраженная в непоколебимой вере в индивидуальность человека, в его способности добиться самоосвобождения и, как говорил Эрих Фромм, «в его способность выразить внутренние качества.» Мне словно кто-то снял завесу отсутствия ясности, и движущие силы общественных конфликтов приобрели стройное понимание.
Я не хочу замалчивать тот факт, что чтение давалось мне непросто. Все то, во что я до сих пор верил, было разрушено. Я начал понимать, что с этим новым восприятием связана новая надежда, не органиченная лишь мечтой о возвращении домой. Это была надежда на новую жизнь, в которой будет место самосознанию и уважению человека.
Во время чтения одной из книг (кажется, это были «Экономико-философские записки» или может «Немецкая идеология») я предстал перед комиссией из Москвы. Ее задачей был отбор больных пленных для дальнейшей отправки для лечения в Москву. «Ты поедешь домой!» - сказал мне врач из Сибири.

Через несколько дней, в конце июля 1946 г., я ехал на открытом грузовике вместе с несколькими , как всегда стоя и тесно прижавшись друг к другу, через знакомую дамбу в направлении Москвы, до которой было 50 или 100 км. Несколько дней я провел в своего рода центральном госпитале для веоннопленных под присмотром немецких врачей. На следующий день я сел в товарный вагон, выложенный изнутри соломой. Этот длиный поезд должен был доставить меня в Германию.
Во время остановки в чистом поле нас обогнал на соседних рельсах один поезд. Я узнал двухметровые стволы берез, те самые стволы, которые мы массово валили в плену. Стволы были предназначены для топки локомотива. Вот для чего они применялись. Я едва мог бы придумать более приятного прощания.
8 августа поезд прибыл на сборочный пункт Гроненфельде возле Франкфурта-на-Одере. Я получил документы об освобождении. 11 числа того же месяца я, похудевший на 89 фунтов, но новый свободный человек, вошел в дом моих родителей.

Великая Отечественная война 1941-1945гг. забрала миллионы жизней, искалечила многие судьбы. Война коснулась всех: в первую очередь военных, яростно защищавших свою Родину, их родных и близких и многих других людей. К пострадавшим в годы Великой Отечественной войны относятся и жертвы политических репрессий, политзаключённые, спецпереселенцы, незаконно осужденные правительством и изгнанные из родных мест. В основном это были люди немецкой национальности, депортированные из районов Поволжья. Их вывозили целыми семьями в отдалённые места на работы в трудармию в качестве дешёвой рабочей силы. Миллионы жизней было загублено нечеловеческими условиями труда и жизни, и на это не обращалось никакого внимания. Во многих таких семьях, как только рождался ребёнок, его сразу же объявляли «врагом народа» и на него накладывался особый документ, как и на всех политзаключённых.

Все они хотели только одного – выжить. Преодолевая жизненные преграды, отдавая всё на благо семьи, эти люди показали пример мужественности, стойкости, истинной веры в светлое будущее.

Я выбрал эту тему исследования, потому что очень заинтересовался судьбой депортированных немцев Поволжья. Меня не смог оставить равнодушным факт переселения тех нескольких сотен тысяч, проживающих на родной земле уже долгое время, безжалостного отношения к ним в годы репрессий.

В своей работе я хочу рассказать о судьбах некоторых из них, о суровой правде тех лет, об их условиях жизни без преувеличений. Многие из этих людей приехали в г. Октябрьский и стали его частью, поскольку именно они строили город, сделали его таким, каким его видят их дети и внуки сегодня. Я житель г. Октябрьского, и я горжусь этим, а также тем, что я живу в одном городе с такими сильными духом, целеустремлёнными, смелыми людьми, о которых я расскажу в своей работе. Их жизнь переплелась с жизнью Октябрьского, и я надеюсь, что они ни в коем случае не жалеют, что у них появилась своя малая родина.

Депортация немцев Поволжья

Начало массовой депортации немцев Поволжья в районы Сибири и Казахстана было положено Указом Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районе Поволжья», вышедшим 28 августа 1941 года.

Указ «О переселении немцев, проживающих в районе Поволжья»

Народ Республики немцев в Поволжье начал подвергаться репрессии на втором этапе ещё в 1936 году, когда началась историческая кампания поиска «врагов народа».

19 января 1937 года ЦК ВКП принял специальное постановление «О Немобкоме ВКП», в котором подверг обком резкой критике за «Засорённость парторганизацией и государственных органов «чуждыми элементами».

Февральско – мартовский Пленум ЦК ВКП, на котором Сталин высказал мысль об усилении классовой борьбы, дал кровавый толчок борьбе с «врагами народа».

В августе – октябре 1937 года в АССР НП были арестованы все члены бюро обкома партии, председатель СНК, почти весь состав правительства. Всего были арестованы и расстреляны за «контрреволюционную деятельность» 145 ответственных работников Республики и сотни коммунистов. Всего по 15. 11. 1938 г. осуждено 1002 немца, из них расстреляно по приговорам «Троек» и спецтрибуналов 567.

26 августа 1941 года было подписано постановление СНК ССР И ЦК ВКП «О переселении всех немцев из АССР НП в другие края и области». Оно готовилось в глубокой тайне и не доводилось до руководителей АССР НП. 26 августа прибыли в районы выселения немцев 12350 человек личного состава подразделений войск НКВД.

Лишь 27 августа было доведено до партийного и советского руководства республики пресловутый Указ ПВС СССР от 28. 08. 1941 г. «О переселении немцев, проживающих в районе Поволжья». Пункт 17 гласил: «К переселению приступить 3 сентября 1941 года и закончить 20 сентября 1941 г. ».

Переселению подлежало все немецкое население, в том числе и смешанные семьи, где главой семьи был немец. Жены могли избежать их участи при условии развода. Не выселялись женщины-немки, чьи мужья были не немецкой национальности. Депортируемый получал повестку из местного НКВД, на сборы отводилось 24 часа. Разрешалось брать с собой до 200 килограммов имущества и продовольствия, но имущество большинства помещалось в рюкзаке. Колонны переселяемых под конвоем войск НКВД направлялись на железнодорожные станции, грузились в пульмановские вагоны. Типичный эшелон состоял из 50-60 вагонов, сопровождался конвоем, фельдшером и медсестрой. Страшная скученность, антисанитария, недостаток качественной питьевой воды, продовольствия – все это вело к болезням, гибели людей. Но самое страшное их ждало впереди. На местах многим прибывшим пришлось зимовать в наскоро сбитых дощатых бараках, землянках, а то и в палатках. Из переселенных организовывали так называемые трудовые колонны, которые направлялись на самые тяжелые работы в различных отраслях. Гибель людей здесь стала массовой.

После войны депортированных из лагерей передали в так называемые спецпоселения под надзор комендатур, в которых следовало постоянно отмечаться. Вплоть до 1953 года они не имели права сменить место жительства – за нарушение этого запрета грозило многолетнее заключение, а то и расстрел. Только в 1972 году был снят запрет на возвращение на прежние места проживания, до депортации.

Официально подтверждено, что в некоторых лагерях доля умерших от непосильного труда, холода и голода достигала 50 процентов. Точное число погибших до сих пор не установлено, но статистика уже спрогнозировала, что это сотни тысяч людей.

Выписка из протокола № 51 заседания Политбюро ЦК

Выписка из протокола №51 «Об антисоветских элементах»

С началом репрессий был наложен запрет на пользование родным языком, а ведь родной язык – основа основ любой этнической группы. Помимо этого российские немцы с ликвидацией республики немцев Поволжья потеряли всю материальную и социальную базу культурной жизни: лишились своих школ, театров, храмов, газет, издательств; этнос оказался распыленным. Если до депортации за Уралом проживали около 10% немцев, то после нее – уже около 90%. Разорвались этнические, экономические, культурные и даже семейные связи – сама основа, необходимая для воспроизводства этноса.

С середины 1950-х годов в СССР начали выходить постановления и указы, ослабляющие режим спецпоселения. Однако они не внесли существенных изменений в жизнь советских немцев. Действие этих документов распространялось лишь на некоторые категории спецпоселенцев. И, кроме того, сами спецпоселенцы в большинстве своем ничего не знали об этих документах, хранившихся в секрете. В декабре 1955 г. режим спецпоселения был отменен, в 1972 г. сняты ограничения в выборе места жительства, а в 1974 г. немцам разрешили возвращаться в те места, откуда они были выселены.

В новой России были приняты законы «О реабилитации репрессированных народов» и «О реабилитации жертв политических репрессий». Президент России Борис Ельцин 24 февраля 1994 года, выступая в Федеральном собрании, принес от имени государства извинения потерпевшим. Но вернуть то, что было безвозвратно потеряно, сотни тысяч жизней уже невозможно.

Немцы в Башкирии

По переписи 1979 г. в Башкортостане проживает 11326 человек немецкой национальности. В настоящее время немцы расселяются преимущественно в городах (8261 человек – 1979 г.). В сельской местности немецкое население (3065 человек) проживает немногочисленными компактными группами в Благоварском районе, Стерлитамакском, Абзелиловском, Туймазинском и в других районах.

В современной исторической, политической, философской литературе немцев, живущих в России, рассматривают как единый народ, называя его «российские немцы», а в период существования СССР - «советские немцы».

В годы Великой Отечественной войны немецкое население в Башкирии со всем советским народом разделило тяготы военного времени. Хотя оно и не подвергалось депортации по Указу Президиума Верховного совета СССР от 28 августа 1941 г. , однако всё взрослое население прошло через трудовую армию.

Трудолюбивый и мирный народ в лице 400000 поволжских российских немцев со сломанной судьбой, по указанию Сталина и руками Берии оказался беспощадно раскиданным в холодной Сибири, в песках Казахстана.

В городе Октябрьском проживает около 96 репрессированных реабилитированных немцев, включая пострадавших от репрессии детей. Приехали они сюда в 50 – 60-е годы, в основном, из мест депортации в Красноярском и Алтайском краях, Казахстане, а также из Азербайджана, Московской и Горьковской областей, куда были переселены на спецпоселение. В городе Октябрьский местом постоянной встречи их является национальный культурный центр «Видергебурт» («Возрождение»), образованный в 1992 году после распада СССР. Основными направлениями деятельности являются культурно-образовательные мероприятия.

Я неоднократно бывал здесь, собирая информацию о репрессированных в годы Великой Отечественной войны и знакомясь с интересными людьми. Центр посещают не только немцы, но и люди других национальностей, разных возрастов и религий. Живут они дружно, как большая многонациональная семья. Сейчас созданы такие же условия для учёбы, отдыха и труда, как и для всех горожан. Дети их учатся в школах, гимназиях, институтах.

Руководителем центра национальных культур «Видергебурт» является Волдемар Александрович Греб. Он родился в селе Винземиллер Зельманского района АССР НП в 1937 году. Приехал в Октябрьский в 1946 году девятилетним юношей из Красноярского края после пятилетнего пребывания с родителями в Балахтинском районе. 15 января 1942 года отца и тетю Волдемара Алекандровича забрали в трудармию.

(Справка. На основании постановления ГКО – 1123 сс от 10. 0442 «О порядке использования немцев – переселенцев призывного возраста» в целях рационального использования их все мужчины в возрасте от 17 до 50 лет в количестве 120000 человек были мобилизованы в рабочие колонны на всё время войны. Это было так называемая трудармия. Р. М.)

Волдемар Александрович Греб Александр Райнгольдович Греб

Отца отправили в Свердловскую область г. Краснотуринск, где он работал на строительстве Белоярской АЭС вместе с заключёнными за колючей проволокой. Его спасали посылки от матери в основном табаком, который он менял на кусочки хлеба или на картошку. Семья Волдемара Александровича выжила во время войны благодаря тому, что мать с тремя детьми не мобилизовали в рабочие колонны, а дед по возрасту и состоянию здоровья не подлежал мобилизации в трудармию. Питались в основном тем же, чем кормили скотину – ягоды и грибы. Многие оказались обречёнными на голодную смерть в холодной Сибири. Накануне зимы люди умирали пачками.

В 1946 году семья Греб была переселена по согласованию со спецкомендатурой в Башкирию, в 1947 году приехал в Октябрьский и отец. Здесь построили большую землянку, где жили все вместе. В 1952 году Волдемар Александрович окончил 7 классов. Получив паспорт,16-летний юноша пошёл работать на стройках г. Октябрьского. В 1956 году сняли с учёта в спецкомендатуре. В 1957 году с большим желанием ушёл в Армию (раньше немцев не брали). Прослужил три года на границе с Ираном в г. Нахичивань Азербайджанского ССР.

Демобилизовался в 1960 году в звании старшины роты. В семье выросли двое сыновей. Оба они получили высшее образование. Несмотря на все трудности в жизни Волдемар Александрович считает себя счастливым человеком в своей Малой родине – Башкортостане.

Не могу не рассказать об ещё одной личности – Нейман Ольге Иосифовне, 85 лет. Её семью из 9 человек в сентябре 1941 года выслали в Восточный Казахстан, село Путинцево. Оттуда в январе 1942 года отца и старшего брата забрали в трудармию и отправили в Кайский район Кировской области. Саму Ольгу Иосифовну вместе с сорокалетней мамой тоже мобилизовали в трудармию и выслали в Сызрань. Жили там в бараке. Выполняли разные работы: разгружали вагоны с известью, штукатурили дома на стройках, были и лесорубами в лесу, монтажниками и слесарями.

Ольга Иосифовна Нейман

Вижу в глазах Ольги Иосифовны тихую печаль. В 1944 году их переселили в г. Орск Оренбургской области. В октябре 1946 года они переселились в г. Октябрьский и встали на учёт в спецкомендатуре. В период нахождения в трудармии – 15 лет работали по 14 – 16 часов в сутки. Отец умер от голода в возрасте 53 лет в Кировской области, брат Оскар умер от истощения в возрасте 24 лет.

В послевоенный период, вплоть до 1956 г. , немцы в республике находились в комендантском режиме и были ограничены в праве передвижения. Война, репрессии, положение немцев в военные и послевоенные годы, общие социально-экономические трудности в стране в этот период привели к снижению численности немецкого населения.

После депортации 1941 г. и нескольких десятилетий забвений, предпринимаются шаги по возрождению национальной культуры, языка, традиций. Издаются десятки газет, проходят фестивали, формируются музейные экспозиции, рассказывается об истории немцев в России. На государственном уровне создаётся культурная национальная автономия российских немцев.

В то же время, возникшая во второй половине 1980-х годов надежда на полную реабилитацию и возрождение автономных немецких республик на Волге сейчас практически угасла. Значит, часть немцев связывает своё будущее с Германией, куда устремлён нескончаемый поток переселенцев. Сегодня встал вопрос о самом существовании немцев в многонациональном российском государстве.

Для понимания проблем немцев России необходимо хорошо знать их прошлое. Именно история позволит вскрыть и понять причины процессов, происходящие в настоящее время в среде российских немцев.

ИМЯ ТВОЁ-В СЕРДЦЕ МОЁМ – ОКТЯБРЬСКИЙ

Октябрьский – это четвёртый по величине город после Уфы, Стерлитамака и Салавата. Появление и развитие Октябрьского относится к самому тяжёлому периоду в истории страны – войне, послевоенному восстановлению народного хозяйства. На глазах одного поколения построен современный город.

История Октябрьского – это не только повесть о нефтяниках-первопроходцах, покорителях земных недр, но и яркий рассказ о том, как на пустыре героическими усилиями строителей (в том числе и спецпереселенцев из Ленинграда и Поволжья) был возведён город, который является одним из красивейших в республике. Строители являлись такими же главными действующими лицами, как и нефтедобытчики: они сооружали жилые дома, социально- культурные объекты посёлка, масштабы которого требовали превращения его в город.

5 апреля 1946 года был обнародован Указ Президиума Верховного Совета РСФСР о преобразовании рабочего поселка Октябрьский Туймазинского района в город республиканского подчинения. До этого понадобилось целое десятилетие, чтобы доказать: предполагаемая нефтяная целина - это не просто предвидения и гипотезы ученых, а действительность. Превращение сугубо аграрного туймазинского края в нефтедобывающий регион - дело рук удивительных людей. Перед их упорством отступали препоны и преграды, открывались земные недра.

Вот как это было

Осенью 1937 года было выбрано место для строительства поселка нефтяников. Уже дали нефть разведочные скважины, вырисовывались контуры нового нефтяного месторождения. Сюда съезжались буровики, строители; нужно было их где-то расселять, причем так, чтобы работа была рядом.

В 1938 и 1939 годах в новом поселке были построены два десятка одноэтажных домиков, столовой, почты. В это же время поставили три двухэтажных дома и хлебопекарню. Так была построена первая улица поселка, который нефтяники назвали Соцгородом. С открытием в сентябре 1944 года девонской нефти эта улица поселка стала первой улицей города Октябрьского. Она получила название Девонской.

В 1942 г. около тысячи немцев были привезены в строящейся Октябрьский. Это были трудармейцы, спецпереселенцы из Ленинграда, Поволжья и т. д.

Они пилили лес, добывали камни на карьерах. Многие были направлены на предприятия по добыче нефти.

В возведении города использовался и труд заключённых. На месте городского автовокзала был лагерь, где содержались «25-летники» - учёные, ИТР, военные, репрессированные в разные годы.

На нефтяные месторождения в то время ехали молодые люди из окрестных деревень в надежде на лучшую жизнь. Но для немцев приезд сюда означал неволю – спецкомендатура, тяжёлый труд, полуголодное существование. Однако для многих из них этот город со временем стал родным и любимым.

И даже тогда, когда появляется возможность уехать на историческую родину, которая предоставляет гораздо более комфортные условия существования, немало немцев так и осталось в Октябрьском.

Строящийся Октябрьский

В 1946 году на Западе Башкортостана появился молодой город Октябрьский – город строителей, нефтяников и романтиков. Молодёжь хлынула в город. Многие стали записываться в отряды строителей города Октябрьского. В этот список попала и 18 - летняя Татьяна Денисова.

Подбирая материал для своей работы, я неожиданно обнаружил это имя в информационном источнике и сразу решил узнать о судьбе этой девушке и её возможной связи с жизнью г. Октябрьского.

Итак, Татьяна Егоровна Денисова родилась в 1928 году в д. Гусево Бакалинского района Башкирской АССР. Ещё в августе 1933 г. её семья подверглась раскулачиванию, в результате которого было отнято всё имущество, вся недвижимость, весь скот. На улице остались18 человек. Но в той же деревне были и очень добрые, сочувствующие люди, которые впустили большую семью на временное проживание.

Через два года была построена землянка, и в сентябре семья переселилась. Ещё через два года Татьяна Егоровна пошла в школу, но пришлось окончить всего два класса, так как не было одежды. Вскоре в возрасте 43 лет умерла мать Татьяны Егоровны Афанасия Алексеевна, а отец Егор Иванович пропал без вести. Осиротевшие, обнищалые и голодные дети 13 лет испытывали безжалостную нужду и невзгоды суровых лет репрессии.

Татьяна Егоровна Денисова

Бог, оказывается, подарил её не только жизнь, но и огромную силу воли, трудолюбие, целеустремлённость, большую интуицию, безмерную любовь к жизни.

По приезде в Соцгород (будущий г. Октябрьский) Татьяна Егоровна жила в «палаточном городке». Она трудилась вначале на заготовке дров в лесу, потом на выгрузке грузов, а позже – токарём. На столе появился хлеб, масло, сахар и другие продукты.

Спустя некоторое время она перешла в контору бурения в качестве землекопа; вскоре устроилась на работу по новой специальности – кочегаркой на котельной. Работа это не престижная, но требует определённых знаний по физике и химии. А у Татьяны всего 4 класса образования. Пришлось продолжить учёбу в вечерней школе. Она училась в пятом классе, а её дочь Валентина – уже в шестом. Валентине было 13 лет, а матери – 37. Поистине, уникальный случай борьбы за выживание.

Но это ещё не всё. В 1953 году после рождения дочери Татьяну из общежития переводят в однокомнатную квартиру в 12 кв. метров, куда заселяют ещё одну женщину – Анну Лобову – с годовалой дочкой. Поскольку мать вела аморальный образ жизни, а ребёнок перестал брать грудь матери и постоянно плакал, Татьяна Егоровна взяла девочку Любу себе и выходила её до четырёхлетнего возраста.

В 1959 г. Мать Любы погибла, и Татьяна привезла девочку к себе в г. Октябрьский. Впоследствии Люба Лобова окончила 10 классов, получила специальность финансиста. Сейчас живёт на Украине с семьёй, у неё трое детей.

На заслуженный отдых многострадальная Татьяна Егоровна Денисова вышла в 1978 г. , награждена медалью «Ветеран труда».

Жизнь её – пример мужества, стойкости, жизнелюбия каждому человеку.

Судьбам репрессированных немцев в годы Великой Отечественной войны не позавидуешь. Этим людям выпала на долю тяжёлая участь, непреодолимые испытания, с которыми многие, несмотря на это, справлялись.

Строительство Октябрьского стало неотъемлемой частью жизни многих людей, участвовавших в этом деле. Особенно хорошо запомнились те тяжёлые годы репрессированным, которые в нечеловеческих условиях, на грани жизни и смерти, в подавлении со стороны властей вносили свой вклад в создание будущего города. Много строительных, лесоповальных бригад было тогда создано. Среди них была и лесозаготовительная бригада, обеспечивавшая г. Октябрьский лесоматериалами и топливом.

Я стал искать информацию об этой бригаде и узнал, что её руководителем была Цветкова-Вирт Эрна Александровна, репрессированная в 1942 году. Так получилось, что судьба свела меня с замечательной поэтессой А. А. Гааг. Она поделилась со мной своими воспоминаниями о судьбах многих репрессированных, немцев, высланных из Поволжья. О ней – чуть позже. А пока я расскажу о нелёгкой судьбе одной бывшей девушки – трудормейки, которая попала в отряд тех, кто участвовал в строительстве нашего города. Связаться с ней мне помогла уже упомянутая А. А. Гааг. Я встретился с ней и попросил рассказать о её трудной жизни, об участии в строительстве Октябрьского.

Эрна Александровна родилась в 1923 году. Была мобилизована вместе с семьёй из районов Приволжья. Она вспоминает: «Изгнали нас 4 сентября 1941 г. в Тюхтетский район Красноярского края. В ноябре 1942 мобилизовали в трудармию и отправили в Башкирию. По распределению в Уфе я попала в «Соцгород». Со станции Уруссы до Соцгорода 360 девушек-трудармейцев немецкой национальности шли пешком. Никакого города здесь не было. 3 декабря встали на учёт в спецкомендатуре и 4 декабря вышли на работу. Я попала в бригаду лесорубов. Работали в лесу до февраля 1944 г. – больше года – по 12-14 часов в день зимой, по 16 часов – летом. Наша бригада обеспечивала город топливом, а строителей – лесоматериалами. Спецодежды, обуви не давали. Девушки вскоре остались в лохмотьях, в лаптях, которые, потом, плели сами. Зимою 1943 – 44 гг. голодали, к весне 1943 г. мы начали есть берёзовые и липовые почки.

Помню «ЧП» зимою 1943 года: беспрерывные дожди осенью размыли дороги и трассу, и мы оказались оторванными от города, который остался без топлива, а строители – без строительного леса. Закрыли единственную пекарню в городе. Нам поручили спилить лес для строительства другой трассы. Работали от темна до темна. Довели количество лесорубов до 40 человек. Приехал управляющий ТНС («Транснефтьсервис») Нифонтов И. П. , у которого в кармане было 5 напильников. Вручая их мне, он говорил: «Берегите, больше нет». С ним приехали директор конторы бурения Потюкаев И. А. , начальник спецотряда и представитель спецкомендатуры, директор столовой Чертова, в кузове «полуторки» которой были два мешка картофеля. Вскоре «дорогу жизни» проложили и ЧП было ликвидировано.

В феврале 1944 г. меня назначили начальником колонны девушек (немок) нефтяников, а начальником колонны строителей – Т. А Гардт, медсестрой – М. А. Гардт. В это время мы жили в больших землянках, работали без выходных и без отпусков. Все девушки хорошо овладели своей специальностью: каменщики Э. Штоль, Ф. Штоль, Р. Шторк, Е. Шифельбайн. ; грузчики: С. Берне, М. Баумгертнер, Ф. Гаун. Они строили первые бутовые дома, притом, всё вручную.

Помню многих нефтяников. Это А. Эйлер, Э. Ноль, С. Носк, М. Рихельгоф, Е. Гааг, М. Либрехт, И. Сафрайтер, М. Гааг, операторы Е. Кайзер, крановщики В. Донау, Е. Биккарт, А. Ааб. На всех котельных города работали девушки – трудоармейцы».

«На моих глазах, - продолжает вспоминать Эрна Яковлевна, - из простых прежних деревенских девушек 15 – 18 лет – трудоармейцев выросла целая плеяда нефтяников: верховых, бур рабочих. Помню вышкостроителей Е. Кремер, А. Гарт, А. Ганцгорн».

Тут я замечаю на глазах Эрны Яковлевны слёзы: «Эти трудоармейцы – без вины виноватые девушки, бесправные рабочие, находились под строгим взором спецкомендатуры, покорились горькой судьбе. Мы старались работать сверхурочно, так как за эти часы стали давать дополнительные талоны: тарелка супа, 10 г масла, 100 г хлеба. Это была большая поддержка ослабевшим девушкам – трудоармейцам».

Затем последовал вопрос: «Помнит ли Эрна Александровна 26 сентября 1944 года, когда скважина № 100 дала фонтан девонской нефти?». Стоит отметить, что скважина № 100 создало предпосылки для строительства г. Октябрьского. Первый фонтан нефти на этой скважине привёл в неимоверный восторг нефтяников и ускорил процесс градостроительства.

«Хорошо помню, - тут же прозвучал ответ, - там работали тогда шестеро моих девушек у мастера Трипольского А. Т. Отметить это событие приехал министр Кувыкин С. И. ».

В качестве подарка Трипольскому А. Т. министр привёз 8000 рублей и шубу. Шубу мастер взял, а от денег отказался, сказав «Передайте деньги в фонд обороны».

«Теперь грудь трудоармейцев, в число которых входят и девушки немки состоявшие в отряде первостроителей города Октябрьского в те тревожные дни репрессии и суровые годы Отечественной войны, - заканчивает Эрна Яковлевна, - украшает медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг. ». Это справедливо. Я горжусь тем, что своим добросовестным трудом приблизила нашу победу над врагом».

Эрна Яковлевна Цветкова- Вирт

Трудовой стаж Эрны Яковлевны в г. Октябрьском 49 лет, 28 из которых отдала нефтяникам и строителям, а 21 год помогала лечить больных в тубдиспансере.

Совсем недавно Эрна Яковлевна решила написать о своей жизни в суровые годы репрессии в городскую газету. Хотя ей и было больно вспоминать прошедшие годы, но она хотела, чтобы современная молодёжь знала о том, как возник родной очень многим город Октябрьский, знала правду о жизни репрессированных, хотя бы на своём примере. Некоторые части её воспоминаний были опубликованы, но многое так и осталось ненапечатанным. Всё это находится в приложениях к работе.

История жизни этой женщины потрясла меня. Я был поражён стойкостью и силой духа совсем молодых тогда девушек-немок, на долю которых выпали столь тяжелые испытания.

Но я обещал рассказать об А. А. Гааг. Её судьба также оказалась нелегка. Анна Андреевна родилась на Каспии и уже с самого рождения (в 1946 г. (год основания города Октябрьского!) попала в список как «неблагонадёжный элемент», пробыла в этом звании до 1956 года, то есть 10 лет, хотя она была абсолютно невинна.

Её родителей Г. Г. Гааг, А. Х. Гааг с двумя младшими детьми в сентябре 1941 года выслали из родного села Гельзель Зельманского района АССР НП в Новосибирскую область. Их старшие дочери Екатерина и Маргарита после мобилизации находились в составе трудоармейцев в «Соцгороде» (будущий г. Октябрьский).

Анна Андреевна ГаагАнна Христиановна Гааг

Старшие сёстры – трудоармейцы работали на лесоповалах лесорубами, заготавливали дрова для отопления города, на стройках строили дома. Екатерина награждена медалями «За трудовое отличие», «Ветеран труда».

Сама Анна Андреевна 40 лет трудилась в учреждениях народного образования города, ветеран педагогического труда. Для её семьи появилась новая Малая родина-Башкирия.

Много произведений Анны Гааг посвящено родине; есть стихотворения незаконно осужденным, прочитав которые, нельзя не растрогаться: столько чувств и эмоций, мыслей о тяжёлых судьбах, несправедливости, но о надежде в доброе и лучшее, благодарности за гостеприимство в них влито!

Одним из таких является стихотворение «Поклон земной»:

Поклон тебе, башкирская земля!

Ты нас, незваных, приняла.

Дала приют, тепло и хлеб,

Решила множество судеб.

Мы все невольники судьбы

И пленники большой войны.

Но время растворило этот плен,

Подняло мой народ с колен.

Земля башкирская, ты многих приняла.

Навеки – вечные укрыла и спасла.

О тех, кто выжил, знаем мы с тобой

И шлём тебе от нас поклон земной!

В сердце Анны Андреевны ещё не угасла надежда на то, что, наконец – то восторжествует справедливость к целому народу, что прекратится переселение её народа на чужую, по сути, для российских немцев этническую родину.

Старшее поколение в городе – это люди с удивительными судьбами, которых не сломили неимоверные трудности. Например, Лидия Фльюсовна Функ – Новокрещёнова. Она была эвакуирована в Уфу из Киевской области, потом попала в Соцгород. Работала в основном грузчиком на строительстве, растила двоих детей. Но она и сейчас в свои 83 года бодра, любит жизнь, музыку, поёт в хоре уже более 10 лет. Ольга Иосифовна Музыка. Для неё страшные годы – военные: эвакуация из Краснодара в Сызрань, затем в Оренбург, потом в наш город. Работала монтажницей, такелажницей и слесарем, но осталась оптимисткой. Альфрид Христианович Аллес трудился в конторе бурения №1, стал прославленным бригадиром, был активным профсоюзным лидером. Можно назвать много бывших трудармейцев. Как бы ни было трудно, люди нашли себя на этой земле и внесли свою, и немалую лепту в строительство города, став, таким образом, неотъемлемой частью его истории. Сохранилось много свидетельств того, как местные жители помогали немцам, находившимся в особо тяжёлом положении, угнетённые не столько даже физически, сколько морально. Человеческая община сегодня – это люди разных поколений, рядовые работники и руководители, нефтяники, артисты, учителя Любовь, выстраданная в таких муках, – удивительная любовь.

Город Октябрьский сегодня

Город Октябрьский, является пятым по величине городом в республике. Его население составляет 111,8 тыс. человек. Наш город возник там, где столетия бок о бок жили тюркские, славянские, финно-угорские и другие народы. Романтика большого дела, возможность проявить себя, найти счастье, прославиться, заработать, наконец, - всё это притягивает самых разных людей. Они добывают нефть, строят город, создают семьи и растят детей. Никто не обращает внимания на национальные особенности, не ущемляет чьих – то прав. Многонациональность делает жизнь города ярче, интересней. Чтобы сравнить, как менялась численность населения и национальный состав, приведу результаты переписи населения.

Данные итогов переписи населения:

1959 1970 1979 1989 2002

Городское население 64717 77054 88278 104536 108647

Башкиры 4901 6167 7883 9822 14235

Русские 33552 38808 41740 45595 44382

Татары 17432 23327 29210 38600 40306

Чуваши 1061 1471 1936 2384 2105

Марийцы 220 356 681 1387 1342

Украинцы 2435 2320 2284 2345 1807

Мордва 1468 1407 1462 1356 1069

Удмурты 128 173 227 273 233

Белорусы 387 383 385 399 273

Немцы х х х 1692 1152

Это далеко не все национальности, представители которых проживают в нашем городе. Как видно из данных, население города в разные годы было отнюдь не равномерным. Но можно сказать определённо, что население с каждым днём растёт, количество представителей каждой национальности становится всё больше. Наш город многонационален и это не может не радовать. Все мы разные, но все – октябрьцы.

Население г. Октябрьского в 1959, 1979 и 1999 годах

Сегодня подвергшиеся репрессии немцы Поволжья могут спать спокойно, не боясь за свои жизни и жизнь своих детей. Закончились гонения, беспокойное, тяжёлое время, когда за «каждым движением» ведётся надзор.

Более того, они являются равноправными гражданами государства, получают льготы, а также компенсацию за причинённый в суровые годы репрессии ущерб.

Современное поколение жителей города должно быть им благодарно, ведь именно благодаря их стараниям город выглядит так, как представлено на фотографиях. Многое из всего этого возведено и построено их стараниями и усилиями для будущих поколений жителей города Октябрьского Республики Башкортостан.

Здание администрации г. Октябрьского

Заключение

В своей работе я попытался рассказать о тяжёлой доле репрессированных, в том числе о репрессированных немцах Поволжья, проиллюстрировав страницы из жизни некоторых из них. Несомненно, количество тех историй, о которых я узнал и, с согласия моих собеседников, оформил в своей работе – лишь капля в море по сравнению с сотнями тысяч подобных трагических судеб, людей, жить которым пришлось в годы репрессий. Это истории людей, чьи права были жестоко ущемлены, их жизни были обесценены, и никакие личные усилия не могли преодолеть жестокую государственную машину. Боясь за свои семьи, не щадя своих сил, эти люди преодолевали даже непосильные преграды, жили в нечеловеческих условиях, а главное пытались выжить. Стремление выжить придаёт человеку силы, делает его увереннее, не даёт ему остановиться. Именно это сила помогла тем многим, переселённым из родных мест в годы репрессии. С каждым судьба распоряжалась по-разному. Некоторые (например, герои моего рассказа) попадали на строительные работы. В числе строителей г. Октябрьского было немало репрессированных, депортированных из районов Поволжья. Их судьбы переплелись с жизнью города. Определённо, они внесли неоценимый вклад в его развитие. К сожалению, об их судьбах мало известно, о них практически ничего не пишется. Хотелось бы, чтобы та завеса тайны, которая долгое время укрывала от чужих ушей информацию о жизнях сотен тысяч репрессированных, приоткрылась. Это нужно знать современной молодёжи, которая, сказать честно, смутно представляет себе те времена.

Эта работа много мне дала: я научился брать интервью, работать с историческими документами, узнал много историй жизни старожил нашего города, участвовавших в его основании, а истории репрессированных немцев Поволжья просто поразили меня, расширили мои представления о тех временах. Думаю, имеет смысл продолжить эту работу, потому что тема очень интересна и неисчерпаема.

В конце хочу напомнить, что 6 августа – День репрессированных немцев – об этом, наверное, тоже знает отнюдь не каждый. Было бы замечательно, если бы проводилось больше мероприятий, посвящённых этой дате. Это позволит пробудить в каждом из нас уважение не только к репрессированным немцам, но и к любой национальности вообще, а также поможет узнать о суровых годах и сильных людях, силе воли и желание выжить которых стоит позавидовать.