Первые 10 дней войны. Первый день войны

Войны сопровождали всю историю человечества. Какие-то были затяжными и длились десятилетия. Другие шли всего несколько дней, некоторые и вовсе - меньше часа.

Вконтакте

Однокласники

Война Судного дня (18 дней)

Вторжение тщательно готовилось и началось с атаки объединенных войск Сирии и Египта во время иудейского религиозного праздника Йом Киппур, то есть Судный день. В этот день в Израиле верующие иудеи молятся и воздерживаются от пищи почти сутки.

Военное вторжение стало для Израиля полной неожиданностью, и первые двое суток перевес был на стороне арабской коалиции. Спустя несколько дней маятник качнулся в сторону Израиля, и стране удалось остановить захватчиков.

СССР заявил о поддержке коалиции и предупредил Израиль о самых тяжелых последствиях, которые будут ждать страну в случае продолжения войны. В это время войска ЦАХАЛ уже стояли рядом с Дамаском и в 100 км от Каира. Израиль был вынужден отвести войска.

Все боевые действия заняли 18 дней. Потери со стороны израильской армии ЦАХАЛ составили около 3000 погибших, со стороны коалиции арабских стран - около 20 000.

Сербско-болгарская война (14 дней)

За две недели боевых действий с обеих сторон конфликта погибло две с половиной тысячи человек, около девяти тысяч были ранены. Мир был подписан в Бухаресте 7 декабря 1885 года. По итогам этого мира формальной победительницей была объявлена Болгария. Никакого передела границ не было, однако де-факто объединение Болгарии с Восточной Румелией было признано.

Третья индо-пакистанская война (13 дней)

Индия была заинтересована в ослаблении давнего противника, Пакистана, и премьер Индира Ганди отдала распоряжение о вводе войск. За неполные две недели боевых действий индийские войска добились запланированных целей, Восточный Пакистан получил статус независимого государства (сейчас оно называется Бангладеш).

Шестидневная война

Однако еще за месяц до этого египетский лидер Гамаль Абдель Насер публично призывал уничтожить евреев как нацию, а всего против маленькой страны объединились 7 государств.

Израиль нанес мощный упреждающий удар по египетским аэродромам и двинулся в наступление. За шесть дней уверенной атаки Израиль занял весь Синайский полуостров, Иудею и Самарию, Голанские высоты и Сектор Газа. Кроме того, была захвачена территория Восточного Иерусалима с его святынями — в том числе Стеной плача.

Израиль потерял 679 человек убитыми, 61 танк, 48 самолетов. Арабская сторона конфликта потеряла около 70 000 человек убитыми и огромное количество военной техники.

Футбольная война (6 дней)

В результате 14 июля 1969 года на границе двух стран произошел первый боевой конфликт. Кроме того, страны сбивали самолеты друг друга, произошло несколько бомбардировок и Сальвадора, и Гондураса, шли ожесточенные наземные бои. 18 июля стороны согласились на переговоры. К 20-му июля прекратились боевые действия.

Обе стороны сильно пострадали в войне, экономике Сальвадора и Гондураса был нанесен огромный ущерб. Погибли люди, причем большинство составили мирные жители. Потери в этой войне не были подсчитаны, называются цифры от 2000 до 6000 погибших суммарно с обеих сторон.

Агашерская война (6 дней)

Спор перешел в острую фазу, когда

В конце 1974 года новый лидер Буркина-Фасо решил положить конец дележу важных ресурсов. 25 декабря армия Мали начала наступление на Агашер. Войска Буркина-Фасо стала контратаковать, но несли большие потери.

Прийти к переговорам и остановить огонь удалось только к 30 декабря. Стороны обменялись пленными, подсчитали убитых (в сумме оказалось около 300 человек), однако поделить Агашер не смогли. Через год суд ООН постановил поделить спорную территорию ровно пополам.

Египетско-ливийская война (4 дня)

Ливийский лидер Муаммар Каддафи, инициировал марши протеста против партнерских отношений Египта с Штатами и попыткой наладить диалог с Израилем. Акция кончилась арестом нескольких ливийцев на сопредельных территориях. Конфликт быстро перерос в боевые действия.

За четыре дня Ливия и Египет провели несколько танковых и воздушных боев, две дивизии египтян заняли ливийский город Мусаид. В конце концов боевые действия были закончены и при посредничестве третьих лиц был установлен мир. Границы государств не изменились и никакие принципиальные договоренности достигнуты не были.

Португало-индийская война (36 часов)

Боевые действия продолжались 2 дня и велись с трех сторон - территорию бомбили с воздуха, в заливе Мормуган три индийских фрегата разбили немногочисленный португальский флот, а на земле в Гоа вторглись несколько дивизий.

Португалия до сих пор считает, что действия Индии были нападением; вторая сторона конфликта называет эту операцию освободительной. Португалия официально капитулировала 19 декабря 1961 года, спустя полтора суток после начала войны.

Англо-Занзибарская война (38 минут)

Империя потребовала передать полномочия английскому протеже Хамуду бин Мухаммеду. Последовал отказ, и рано утром 27 августа 1896 года британская эскадра подошла к берегу острова и стала ждать. В 9.00 истекал срок выдвинутого Британией ультиматума: либо власти сдают свои полномочия, либо корабли начнут обстреливать дворец. Узурпатор, захвативший с небольшой армией султанскую резиденцию, ответил отказом.

Два крейсера и три канонерские лодки открыли огонь минута в минуту после истечения срока. Единственный корабль занзибарского флота был потоплен, султанский дворец превратился в пылающие руины. Новоявленный султан Занзибара бежал, а на полуразрушенном дворце остался реять флаг страны. В конце концов прицельным выстрелом его сбил британский адмирал. Падение флага по международным нормам означает капитуляцию.

Весь конфликт продлился 38 минут --от первого выстрела до опрокинутого флага. Для африканской истории этот эпизод считается не столько комичным, сколько глубоко трагическим - в этой микровойне погибло 570 человек, все они были гражданами Занзибара.

К несчастью, продолжительность войны никак не связана ни с её кровопролитностью, ни с тем, как она повлияет на жизнь внутри страны и во всем мире. Война - всегда трагедия, которая оставляет незаживающий рубец в национальной культуре.

Через границу с Германией в Бресте прошли навстречу друг другу два поезда. Эшелон с пшеницей и углем прогромыхал в сторону Рейха - СССР продолжал выполнять пункты договора Молотова-Риббентропа о поставках сырья. А из Германии пронесся скорый поезд Берлин-Москва. Пассажиров в нем почти не было.

В расположенных вдоль границы с Германией частях Красной армии не спали только караульные. Почти половины офицеров на местах не было. Накануне им дали увольнительную до вечера воскресения 22 июня.

Перебежчик на заставе

На самом берегу Западного Буга в городке Сокальск на советской погранзаставе ждут машину из соседнего города. На заставе нет переводчика с немецкого, а он нужен очень срочно. Уже посылали в Сокальск за учителем немецкого из местной школы, но тот ушел на рыбалку.

В девять вечера 21 июня патруль пограничников задержал немецкого ефрейтора. Он был промокшим до нитки. Требовал отвести его к командиру. Ефрейтор представился Альфредом Лисковым, сказал, что коммунист, что ему известно время, когда немцы планируют напасть на Советский Союз. Начальник погранзаставы майор Бычковский по-немецки понимал плохо, да и в нападение не верил, но решил поскорее отвезти Лискова во Владимир-Волынск, где точно был переводчик.

Допрос Лискова

К половине первого ночи грузовик с немецким перебежчиком, майором Бычковским и двумя солдатами заехал во двор комендатуры. Разбудили переводчика.

«Я Альфред Лисков, ефрейтор 115 пехотной дивизии вермахта. Мне 30 лет, я коммунист. По профессии столяр. У меня двое детей и жена в городке Кольберг в Пруссии. Я переплыл Буг, чтобы сообщить советским командирам о готовящемся нападении германской армии».

«Части вермахта вечером в субботу 21 июня получили приказ готовится к наступлению. Оно начнется в 4 часа утра сегодня. Наступление будет идти по всему фронту. В половине четвертого начнется артподготовка».

Майор Бычковский связывается по телефону с командующим округом. Передает все, что сказал Лисков. Командующий не верит. Тогда Бычковский через-голову командира звонит командующему армией. Тот тоже скептически выслушивает майора, но передает его донесение в Москву.

Переполох в Генштабе

Донесение Лискова передают начальнику Генштаба Георгию Жукову. Жуков будит наркома обороны Тимошенко, тот приезжает в Генштаб. Пытаются разыскать Сталина.

Немецкие диверсионные отряды и отряды штурмовой пехоты подтягиваются к мостам через Буг. У них приказ, к половине третьего ночи захватить мосты и переправы и не дать советским пограничникам их уничтожить.

Сталина находят на Ближней даче в Кунцево. Вождь спит. Офицер НКГБ, принявший звонок от Жукова, отказывается будить Сталина. Уговаривают его около получаса.

Подъем и выступление

В немецких частях, стоящих вдоль границы с СССР, началась побудка. Солдаты надевают амуницию и строятся в походные колонны, чтобы выдвинуться на позиции для атаки.

Сталина все-таки разбудили. Он выслушал Жукова, сказал, что «этот ваш Лисков появился не случайно». Велел Жукову и Тимошенко ехать в Кремль. Потом потребовал личного секретаря Поскребышева вызвать в Кремль наркома иностранных дел Вячеслава Молотова. Сталин быстро собирается и едет в Кремль.

Немецкие диверсионные отряды и гренадеры тихо захватывают почтив все переправы через Буг и другие реки вдоль границы по всей линии фронта от Балтики до Черного моря. Так же тихо в районе Белостока уничтожаются шесть погранзастав. Личный состав частично перебит холодным оружием, частично взят в плен.

Первые залпы

Ефрейтор Лисков и майор Бычковский возвращаются на заставу. Учитель немецкого вернулся с рыбалки, его вызывают к Бычковскому. Учитель снова переводит майору слова Лискова. Бычковский спрашивает: «Куда именно будет нанесен артиллерийский удар и в котором часу?». Лисков начинает отвечать, в этот момент с запада доносится грохот орудий. Стекла в штабе заставы дребезжат и трескаются.

С полевых аэродромов люфтваффе поднимаются бомбардировщики и истребители, летят в сторону СССР.

Жуков и Тимошенко убеждают Сталина принять директиву об активном противодействии вермахту, в случае начала боевых действий. Сталин отказывается. В итоге принимается Директива №1. Части Красной армии должны не поддаваться на провокации и уклоняться от прямых столкновений с противником до особого распоряжения.

Посол Германии в СССР Шуленбург получает телеграмму от министра иностранных дел Рейха Риббентропа. В телеграмме инструкции. Шуленбург должен передать Молотову, что Германия, в целях обеспечения безопасности Рейха и нарушения Советским Союзом договора 1939 года, вынуждена начать активные действия военного характера. По сути, это объявление войны.

Первые бомбежки

Немецкие бомбардировщики He-111 и Ju-87 бомбят Киев, Минск, Каунас, Ригу, Вильнюс, Таллинн, советские аэродромы и расположения частей Красной армии.

Ефрейтор Лисков под конвоем отправлен во Львов. Оттуда его должны повезти в Киев, а потом в Москву. Майор Бычковский командует обороной погранзаставы.

Нарушил приказ и спас флот

Командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский, получив Директиву №1, решил не выполнять приказ. Распорядился подготовить всю имеющуюся в наличии артиллерию для отражения авианалета. В 4.12 немецкие бомбардировщики появились над Севастополем. Флот был выведен из гавани и плотным огнем отбился от налеты. Ни один боевой корабль не был потоплен. В самом Севастополе пострадали жилые здания и склады.

Брестская крепость

Гренадеры вермахта штурмуют Брестскую крепость. Первой же атакой они занимают почти половину крепости, но пограничники контратакуют и выбивают немцев с новых позиций. Немецкие дивизии обходят крепость и продолжают наступать вглубь СССР.

Объявление войны

Шуленбург приезжает в Кремль и передает ноту об объявлении войны Молотову. «СССР сосредоточил на германской границе все свои войска в полной боевой готовности. Таким образом, советское правительство нарушило договоры с Германией и намерено с тыла атаковать Рейх, в то время как он борется за свое существование. Фюрер приказал германским вооруженным силам противостоять этой угрозе всеми имеющимися в их распоряжении средствами».

Молотов передает Сталину ноту Шуленбурга. Сталин молчит. Молотов бормочет: «Мы этого не заслужили».

С полевого аэродрома Советских ВВС в Молдавии поднимаются несколько чудом уцелевших после бомбежек истребителей. В небе они натыкаются на звено новых бомбардировщиков Су-2. Один из истребителей принимает их за немцев и атакует. Су-2 командира бомбардировочной эскадрильи сбит, еще один бомбардировщик поврежден. Истребитель приземляется на аэродром, к летчику бежит командир ИАП (истребительного авиаполка), на бегу вытаскивает из кобуры пистолет. За сбитый свой «бомбер» летчика расстреляют прямо на месте, но в этот момент на аэродром пикируют немецкие Ju-87. Разрывом бомбы командиру авиаполка отрывает голову. Летчику удается спастись от расстрела. Его зовут Александр Покрышкин.

Приказ контратаковать

Сталин требует от Тимошенко и Жукова, составить Директиву №2. Частям Красной армии приказано атаковать немецкие войска по всей линии фронта.

У литовского городка Алитус немецкие передовые части утыкаются в хорошо подготовленную оборону красноармейцев. Продвижение вермахта на этом участке остановлено. Идет бой.

Геббельс у микрофона

В девять утра по Москве и в семь по берлинскому времени главный пропагандист Рейха Йозеф Геббельс начинает свою ежеутреннюю радиопрограмму. В ней он говорит о начале войны с большевиками. Объясняет ее тем, что «красные провоцировали наши войска, регулярно вторгались на территорию рейха и готовились к войне». В Берлине и других городах Германии люди собираются на площадях, обсуждают новость.

Сталин на заседании Политбюро молчит. От него ждут решений и приказов, но он отмахивается. Садится вместе с Молотовым писать текст обращения к советскому народу.

По Москве ползут слухи о войне, но никаких подтверждений нет. По радио о нападении Германии ничего не говорят.

Начало отступления

Немецкие войска подходят к Гродно. Красная армия отступает. Остатки советской пехотной дивизии пытаются закрепиться в городе, но два мощных авианалета уничтожают большинство солдат. Остальные отступают.

Контратака

До некоторых частей РККА доходит из Москвы Директива №2. Они пытаются перейти в контратаку. Атакуют без подготовки, без поддержки с флангов, не зная точно, в какой стороне противник. Несколько дивизий попадает в окружение, несколько полностью уничтожены. Нарушена связь с командующим армией, с военными округами. Нет сообщения между соседними частями.

Обращение к советскому народу

В полдень из всех громкоговорителей страны и радиоточек зазвучал голос наркома иностранных дел Вячеслава Молотова. Сталин отказался зачитывать обращение. Жители СССР узнали о начале войны с Германией.

Немецкие войска вошли в Гродно и, не останавливаясь, движутся дальше

Призыв резервистов

Открываются призывные пункты в военкоматах, начинается набор резервистов. Призыву подлежат все мужчины 1905-1918 годов рождения. В Москве, Ленинграде и других городах в военкоматы выстраиваются очереди.

Люфтваффе вновь бомбят Минск, Киев, Севастополь, Каунас, военно-морскую базу Ханко, десятки городов на Украине и в Белоруссии.

Центр Минска разрушен почти полностью.

Немцы остались без воды

Передовые части вермахта с раннего утра прошли больше 25-30 километров. Солдаты измотаны. Полевые кухни не успевают за авангардом. Вода во фляжках у пехотинцев кончилась. В большинстве частей потери небольшие. Немцы продвигаются по дорогам, Красная армия отступает по лесам и пересеченной местности.

Кончились цели

Пилоты немецких бомбардировщиков докладывают, что им нечего бомбить. Советские аэродромы, казармы, арсеналы, скопления бронетехники и прочие военные объекты уничтожены. Пилоты получают разрешение охотиться за отдельными единицами техники и живой силы.

Советские пограничники в районе Сокаля переходят в контрнаступление и отбрасывают немцев за Буг. Но потери настолько велики, что пограничникам и прибившейся к ним пехоте приходится снова отойти.

Ефрейтор Лисков летит в Москву

Альфреда Лискова довозят до одного из полевых аэродромов недалеко от Львова. Едва ли не на последнем уцелевшем самолете его увозят в Москву.

Справка:

Альфред Лисков будет выступать перед рабочими и солдатами в Москве, Ленинграде, других городах СССР. Будет писать листовки с призывами к немецким солдатам сдаться. В августе 1941 года он войдет в руководство Коминтерна. В сентябре на личной почве разругается с Георгием Димитровым - будущим вождем послевоенной Болгарии. В октябре отправится вместе с Коминтерном в эвакуацию в Башкирию. В декабре 1941 года будет арестован, предположительно по доносу Димитрова. Его обвинят в шпионаже в пользу Германии, антисемитизме и измене. В феврале 1942 года Лисков будет расстрелян в одном из лагерей НКВД в Башкирии.

Сталин уезжает на дачу

Иосиф Сталин покидает Кремль. Членам Политбюро говорят, что вождь уехал на Ближнюю дачу и к нему велено никого не пускать.

Советские самолеты атакуют Финляндию

Финская армия не предпринимала с утра никаких активных действий. Зато советская авиация (новые бомбардировщики Су-2) начала бомбить финские города и порты, а артиллерия на острове Ханко обстреливать финскую территорию.

В пять вечера фины отбили последнюю за день атаку советских ВВС. Потери финнов - около 1500 мирных жителей убито и ранено, около 300 военнослужащих убито. Потери СССР - 65 сбитых бомбардировщиков и истребителей.

Встречные бои

Советские дивизии продолжают бросаться в контратаки. Но эти броски разрозненны и плохо организованы. Координации между частями нет. В результате потери личного состава достигают в некоторых дивизиях 90%.

Немецкий гренадер идет к только что подбитому советскому танку и убитому танкисту РККА (окрестности Гродно).

Первые лагеря военнопленных

Советских пленных к вечеру набралось несколько десятков тысяч только в районе Белостока-Бреста. Что с ними делать, немецкие солдаты и офицеры не знали. Приказов на этот счет у них нет, а фельдполиция, которая занимается конвоированием пленных, не успевает за авангардом армии. Офицеры принимают решения на местах. Одни оставляют красноармейцев просто сидеть на обочинах дорог без всякой охраны. Другие приставляют к пленным двух-трех пехотинцев. Третьи просто расстреливают сдающихся.

К семи вечера приказом командующего группы армий «Центр» фон Бока расстрелы запрещены. Сдавшихся красноармейцев строят и отправляют на западный берег Буга. Там их собирают на спешно огороженных колючей проволокой полях. На одном таком поле может находится до 5 тыс. пленных. Их толком не охраняют и не кормят. Раненые не получают медицинской помощи. Многие красноармейцы бегут из таких лагерей в первую же ночь.

Черчилль призывает поддержать СССР

Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль выступает по BBC с обращением к нации.

«Нацистскому режиму присущи худшие черты коммунизма. - У него нет никаких устоев и принципов, кроме алчности и стремления к расовому господству. По своей жестокости и яростной агрессивности он превосходит все формы человеческой испорченности. За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем. Но все это бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем. Прошлое с его преступлениями, безумствами и трагедиями исчезает.

Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен.

Я вижу их, охраняющими свои дома, где их матери и жены молятся, - да, ибо бывают времена, когда молятся все, - о безопасности своих близких, о возвращении своего кормильца, своего защитника и опоры.

Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети.

Я вижу, как на все это надвигается гнусная нацистская военная машина с ее щеголеватыми, бряцающими шпорами прусскими офицерами, с ее искусными агентами, только что усмирившими и связавшими по рукам и ногам десяток стран.

Я вижу также серую вымуштрованную послушную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся, подобно тучам ползущей саранчи.

У нас лишь одна-единственная неизменная цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Ничто не сможет отвратить нас от этого, ничто. Мы никогда не станем договариваться, мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-либо из его шайки. Мы будем сражаться с ним на суше, мы будем сражаться с ним на море, мы будем сражаться с ним в воздухе, пока, с божьей помощью, не избавим землю от самой тени его и не освободим народы от его ига. Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат нашу помощь. Любой человек или государство, которые идут с Гитлером, наши враги...

Такова наша политика, таково наше заявление. Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем...»

Подготовка к контрнаступлению

Связи между дивизиями и военными округами нет, связи между армиями и Москвой нет. Генерал Павлов, командующий Западным фронтом, отдает приказы тем немногим частям, до которых может докричаться. Им всем велено готовится ранним утром перейти в наступление и выбить немцев с территории СССР.

На разбомбленных аэродромах Красной армии лежат остовы сгоревших самолетов. Всего за этот длинный день на земле уничтожено 1489 машин. Еще 385 в воздухе. От советской военной авиации, стоявшей у границы, осталось немногим больше 400 самолетов.

Командующий ВВС Западного особого военного округа Иван Копец, получив сводку о потерях за день, выпроводил адъютанта из кабинета, написал письмо домой и застрелился.

В окружении находятся девять дивизий РККА. Потери личного состава подсчитать невозможно. За 22 июня на отдельных участках вермахт продвинулся на 60-120 километров вглубь советской территории.

По радио повторяют обращение наркома иностранных дел Молотова к советскому народу. После обращения в эфир идет первая фронтовая сводка. Общий ее смысл: немецкое наступление остановлено, враг потерял несколько тысяч солдат и офицеров, сотни танков и самолетов. Красная армия успешно перешла в контрнаступление.

Сталин не выходит на связь. Ехать к нему на Ближнюю дачу не решается никто из членов Политбюро.

Передовым частям вермахта наконец подвезли еду и воду. На солдатах толстый слой пыли. Они с любопытством рассматривают подбитую и брошенную советскую бронетехнику.

На западный берег Буга переправляются колонны пленных красноармейцев. Их около 50 тысяч.

Короткая летняя ночь берет свое и над бывшей границей сгущается темнота.

Давайте отметим пунктиром, штрихами некоторые, казалось, незначительные эпизоды, которые, складываясь вместе, уже тогда обозначали нашу будущую Победу.

В небе над Брестской крепостью

Мемориальная доска в Брестской крепости

45-я немецкая дивизия вела бой у Бреста в полном составе до 1 июля 1941 года. Брестская крепость, первой принявшая на себя удар, не сдавалась. Затем против горстки наших окруженных со всех сторон, лишенных воды и еды бойцов были оставлены два штурмовых батальона, усиленные артиллерией.

С нее началось возрождение России.

Спустя 300 лет, в 1941-м, Смоленск опять встал Нерушимой стеной на пути иноземного войска. Смоленское сражение началось 10 июля 1941-го. Это был большой жилой город. Там не был подготовлен оборонительный рубеж. Уже и «линия Молотова», и «линия Сталина» – в глубоком тылу немцев. Дорога на Москву – открыта. Гитлер знал это, и планировал взять Смоленск с ходу, за 12 дней. Но эта битва продолжалась два месяца.

Битва за Смоленск

Именно там, под Смоленском, окончательно рухнула «Операция Барбаросса».

Продолжаем – пунктиром, штрихами…

Уже 14 июля нами впервые применена реактивная артиллерия. «14.07.1941 в 15 часов 15 минут батарея капитана И. А. Флерова нанесла удар по железнодорожному узлу Орша, где стояли немецкие вагоны с боеприпасами и цистерны с го_ рючим….. Враг понес большие потери, в его рядах возникла паника. Те из гитлеровцев, кто уцелел, были взяты в плен. Это чудо-оружие советские бойцы назвали ласково «катюшей», а немецкие солдаты прозвали его «сталинским органом» (Stalinorgel)».

Для поражения немецких танков все шире привлекалась авиация. Удары она наносила специальными термитными шарами и бутылками с горючей смесью.

30–31 августа наши летчики уничтожили более 100 танков. Тогда же воздушным ударам подверглись 8 аэродромов противника, на которых уничтожили 57 самолетов. Так что не только мы теряли самолеты на земле в начале войны.

11 августа начальник германского Генерального штаба Франц Гальдер записал в дневнике: «Общая обстановка все очевиднее показывает, что колосс Россия… был нами недооценен».

Ельня

Первого значительного успеха мы добились под Ельней, где 24-я армия с 30 августа по 8 сентября провела наступательную операцию. В основу замысла тогда еще генерала Георгия Жукова был положен классический двусторонний охват с окружением и разгромом немцев по частям.

В 7 часов утра около 800 орудий, минометов и реактивных установок обрушили шквал огня на врага. После четырехдневного упорного сопротивления противник под угрозой окружения начал отходить. 6 сентября Ельня была освобождена. 8 сентября Ельнинский выступ, вдававшийся в нашу оборону, был срезан. Пять немецких дивизий потеряли за неделю боев на одном участке фронта – 45 тыс. человек.

Теперь – прошу минуту внимания.

При разгроме Франции и всей ее армии, при разгроме английских экспедиционных сил во Франции, захвате Бельгии, Голландии, Люксембурга германская армия потеряла 45 774 убитыми. То есть общие потери немцев за неделю под Ельней в сентябре 1941-го сопоставимы с потерями за целый год (!) войны в Европе. «Здесь, под Ельней, родилась советская гвардия. Первым четырем стрелковым дивизиям (100, 127, 153 и 161-й), особо отличившимся в боях, было присвоено звание «гвардейская»».

И все это тоже – 1941 год.

Цена первых успехов

Под Смоленском наши безвозвратные потери составили 486 171 человек, а санитарные – 273 803 человека. Страшные цифры. Но и у немцев танковые дивизии лишились половины личного состава и машин, общие потери составили около полумиллиона человек. Здесь впервые – уже в первые месяцы войны – мы начинали выходить на паритет по потерям.

Кто был последним защитником Брестской крепости?

Эти люди заслуживают величайшего восхищения.

ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК ГУДЕРИАН

О ЗАЩИТНИКАХ БРЕСТСКОЙ КРЕПОСТИ

Музей обороны Брестской крепости

В этой книге нельзя ограничиться одним эпизодом с тараном в небе над Брестской крепостью. Ее оборона – как камертон: Брестская крепость задала героическую тональность всей Великой Отечественной. И пусть о подвиге защитников нам стало известно только после войны, – немцы-то знали. Знали свою судьбу.

Казалось бы: как могут старинные укрепления позапрошлого века защитить от оружия века XX – танков, самолетов, огнеметов, удушливых газов (а они тоже применялись против защитников крепости)?

Укрепления Бреста выглядели внушительно, но только внешне. Кстати, одним из проектировщиков «модернизации» крепостных фортов в 1913-м был царский офицер Дмитрий Карбышев – тот самый несгибаемый генерал Карбышев, которого немцы в феврале 1945-го вместе с другими заключенными концлагеря Маутхаузен превратят на морозе в ледяную глыбу.

Брестская крепость притягивает удивительные совпадения: в лагере для советских военнопленных генерал Карбышев сблизился с тем самым майором Петром Гавриловым, который с 22 июня 1941 года возглавлял оборону крепости. 23 июля (повторю – ИЮЛЯ) Гаврилов тяжело раненным попал в плен. Не через неделю, не через десять дней – через месяц и один день после начала войны. Каким-то чудом майор Гаврилов в немецком плену выжил. После освобождения его восстановили в звании и взяли назад на службу. А в 1957-м, когда о подвиге Бреста узнала вся страна, Гаврилову присвоили звание Героя Советского Союза.

Земляной вал Бреста с казематами в принципе создавал некие возможности для обороны. В 1939 году поляки тоже сразу не сдались. Они героически защищали крепость от бронетанкового корпуса генерала Гудериана – три дня. 14 и 16 сентября отбили семь атак. И ушли из крепости только в ночь на 17 сентября: силы были неравны, поляков было всего 2–2,5 тысячи. На рассвете в нее вошли немцы. В Бресте они не задержались и вскоре передали его нашим войскам. Кстати, именно там в 1918-м был подписан Брестский мир – с теми же немцами.

Гудериан в своих воспоминаниях, правда, поляков не хвалит, больше напирая на бардак в немецких частях. «14 сентября… я быстро начал марш на Брест, чтобы использовать внезапность для достижения успеха… Попытка взять эту цитадель внезапным нападением танков провалилась лишь потому, что поляки поставили во входных воротах старый танк «Рено», который и помешал нашим танкам ворваться в город… 20-я мотодивизия и 10-я танковая дивизия 16 сентября начали совместное наступление на цитадель. Штурмом взяли гребень вала, но атака захлебнулась, так как пехотный полк… не выполнил приказа наступать непосредственно за огневым валом артиллерии. Когда полк, в передовые подразделения которого я тотчас же направился, с опозданием и уже без приказа вновь предпринял атаку, он понес, к сожалению, тяжелые потери, не достигнув успеха. Мой адъютант… пытался прекратить огонь, который вели наступавшие сзади части по своим собственным передовым подразделениям, но был сражен польским снайпером» .

Итак, укрепления крепости позволили полякам продержаться три дня – это известно. Увы, мы не знаем, сколько дней точно держались наши защитники крепости. Точнее, сколько недель, месяцев.

Мы не знаем имени человека, процарапавшего штыком на стене: «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина. 20.VII.41 г.». Он ведь не подписался.

20 июля… Значит, этот солдат воевал в подземельях Брестской крепости уже месяц, практически без пищи и боеприпасов. У наших солдат были консервы и патроны, но совершенно не было воды. Немцы это быстро поняли и блокировали доступ из руин крепости к реке. Дожидались, пока последние защитники, врывшиеся в землю посреди гор разложившихся на жаре трупов, просто умрут от жажды. Несмотря на это – только организованная оборона крепости каким-то чудом продолжалась до августа 1941 года. Но долго еще и после боялись подходить немцы к подземельям. Словно зомби, восставшие из ада, поднимались оттуда по ночам черные тени, и звучали автоматные очереди. По немецким источникам, последние очаги сопротивления в Бресте были подавлены только в сентябре. Когда уже пал Киев и Смоленск. Есть и другие легенды. В северокавказской прессе был опубликован рассказ, как уже поздней осенью в момент, когда эсэсовцев выстроили на плацу для награждения за очередные «подвиги»…

«…Из подземных казематов крепости вышел высокий подтянутый офицер Красной Армии. Он ослеп… и шел с вытянутой левой рукой. Правая рука его лежала на кобуре пистолета, он был в рваной форме, но шел с гордо поднятой головой, двигаясь (наощупь) вдоль плаца. Неожиданно для всех немецкий генерал вдруг четко отдал честь советскому офицеру, последнему защитнику Брестской крепости, за ним отдали честь и все офицеры немецкой дивизии. Красноармейский офицер вынул из кобуры пистолет, выстрелил себе в висок. Когда проверили документы – партийный и военный билеты, – узнали, что он уроженец ЧИАССР, старший лейтенант пограничных войск».

Фамилия – Барханоев. Ее нет среди тех, чьи имена увековечены на плитах мемориального комплекса «Брестская крепостьгерой». Там вообще нет фамилий 3/4 защитников, так навсегда и оставшихся Неизвестными солдатами. Но действительно довольно много других кавказских – в том числе вайнахских – фамилий. Так что хорошая легенда, правильная. В интернете она гуляет под названием «Последний защитник Брестской крепости». Однако это не совсем точно, этот герой – не был последним защитником.

Писатель Сергей Смирнов, благодаря которому мы и узнали о подвиге героев Бреста, долгие годы пытался выяснить, кто же был последним, или последними. Одна из глав его знаменитой книги, удостоенной Ленинской премии, так и называется – «Последние». Смирновым записан поразительный рассказ еврейского скрипача Ставского, позднее расстрелянного в гетто. Этот рассказ привел старшина Дурасов, который сам был ранен под Брестом, попал в плен и остался в рабочей команде при немецком госпитале.

«Однажды, – это было, как вспоминает Дурасов, в апреле 1942 года, – скрипач опоздал часа на два на работу и, когда пришел, с волнением рассказал товарищам о том, что с ним случилось. На дороге его остановили немцы и увезли в крепость. Там, среди развалин, в земле была пробита широкая дыра, уходившая куда-то глубоко вниз. Вокруг нее с автоматами наготове стояла группа немецких солдат.

– Спускайся туда! – приказал скрипачу офицер. – Там, в подземелье, до сих пор скрывается один русский. Он не хочет сдаваться и отстреливается. Ты должен уговорить его выйти наверх и сложить оружие – мы обещаем сохранить ему жизнь.

Когда скрипач спустился, в темноте грянул выстрел.

– Не бойся, иди сюда, – говорил неизвестный. – Я выстрелил просто в воздух. Это был мой последний патрон. Я и сам решил выйти – у меня уже давно кончился запас пищи. Иди и помоги мне…

Когда они кое-как выкарабкались наверх, последние силы оставили незнакомца, и он, закрыв глаза, изнеможденно опустился на камни развалин. Гитлеровцы, стоя полукругом, молча, с любопытством смотрели на него. Перед ними сидел невероятно исхудавший, заросший густой щетиной человек, возраст которого было невозможно определить. Нельзя было также догадаться о том, боец это или командир, – вся одежда на нем висела лохмотьями.

Видимо, не желая показать врагам свою слабость, неизвестный сделал усилие, чтобы встать, но тут же упал на камни. Офицер бросил приказание, и солдаты поставили перед ним открытую банку с консервами и печенье, но он не притронулся ни к чему. Тогда офицер спросил его, есть ли еще русские там, в подземелье.

– Нет, – ответил неизвестный. – Я был один, и я вышел только для того, чтобы своими глазами посмотреть на ваше бессилие здесь, у нас, в России…

По приказанию офицера музыкант перевел ему эти слова пленного.

И тогда офицер, обращаясь к своим солдатам, сказал:

– Этот человек – настоящий герой. Учитесь у него, как нужно защищать свою землю…»

Это было в апреле 1942 года. Имя и судьба героя остались неизвестными.

Брестская крепость заложила, выражаясь современным языком, один из главных алгоритмов той войны. Ее защитников можно было убить. Можно было взять в плен. Но победить их было нельзя.

Раз за разом уничтоженные очаги сопротивления снова оживали и назавтра огрызались огнем, а после очередного рапорта об «окончательной» зачистке крепости немецкое военное кладбище в ее окрестностях продолжало расширяться. Когда 24 июня майор Гаврилов возглавил оборону, у него было 400 бойцов.

Чуть больше, чем у обессмертившего себя в веках спартанского царя Леонида.

Из надписей на плитах мемориала «Брестская крепость»:

ШУМКОВ Александр Иванович

р. в 1913 в г. Константиновка Донецкой обл., в РККА с 1939, окончил курсы мл. лейтенантов, лейтенант, командир 9-й стрелковой роты

ШУМКОВА Любовь Сергеевна

р. в 1919 в д. Романово Лебедянского р-на Липецкой обл., жена лейтенанта А. И. Шумкова, командира 9-й стрелковой роты 84-го СП, погибла 22 июня 1941.

ШУМКОВА Светлана Александровна,

Московский анабасис бравого генерала Блюментрита

Если я возьму Киев, я возьму Россию за ноги; если я возьму Петербург, я возьму ее за голову; заняв Москву, поражу ее в сердце.

Наполеон I

Понятно, что в сводках Совинформбюро наши сами себя хвалили. А как еще? Надо поддерживать боевой дух. Не голову же пеплом посыпать… Но дело в том, что не меньше нас хвалили и немцы!

Правда, выяснилось это уже после войны, когда увидели свет дневники гитлеровских генералов. Заяви такое вслух немецкий военачальник, безрезультатно штурмуя или откатываясь от Москвы, его бы лишили орденов, звания и расстреляли перед строем. В вермахте тоже с этим не церемонились.

В 1946–48 годах американцы пытались выведать у пленных немецких генералов, в чем секрет непобедимости русской армии. На роль Мальчиша-Кибальчиша эти потрепанные вояки не годились, и на вопросы отвечали честно. В результате этих то ли интервью, то ли протоколов допросов и появилась книга «Роковые решения вермахта», которую американский редактор представил вполне откровенно: «Мы, американцы, должны извлечь пользу из неудачного опыта других».

Одним из тех, кто вынужден был рассказывать о своих поражениях, – начальник штаба 4-й армии вермахта генерал Гюнтер Блюментрит1. Удивительно, но этот фашист отзывается о противнике – русских – гораздо более позитивно, чем сегодня некоторые наши собственные «либеральные» публицисты. Хотя местами его чисто европейская дремучесть вызывает даже умиление – а ведь вторую войну воевал человек против нас. В общем, очень интересная Россия получается у генерала Блюментрита.

«Близкое общение с природой позволяет русским свободно передвигаться ночью в тумане, через леса и болота. Они не боятся темноты, бесконечных лесов и холода. Им не в диковинку зимы, когда температура падает до минус 45. Сибиряк, которого частично или даже полностью можно считать азиатом, еще выносливее, еще сильнее… Мы уже испытали это на себе во время Первой мировой войны, когда нам пришлось столкнуться с сибирским армейским корпусом».

Да уж, сибиряки, подошедшие на подмогу Москве, сумели впечатлить лощеного германского офицера. Сразу и вспомнил нас, и всё былое…

«Для европейца, привыкшего к небольшим территориям, расстояния на Востоке кажутся бесконечными… Ужас усиливается меланхолическим, монотонным характером русского ландшафта, который действует угнетающе, особенно мрачной осенью и томительно долгой зимой. Психологическое влияние этой страны на среднего немецкого солдата было очень сильным. Он чувствовал себя ничтожным, затерянным в этих бескрайних просторах».

Вот, оказывается, как. Мы видели во фрицах извергов, душителей, губителей людей. А оказывается, их тонкая душевная организация страдала от необозримости российских просторов… Приходилось им действовать по Фрейду – через силу выдавливать из себя на этой гнетущей бескрайней земле свои психологические европейские комплексы. Жечь, расстреливать, насиловать. И чего было к нам лезть таким тонким натурам? Но характеристика, согласитесь, любопытная. Такого нарочно не придумаешь. Короче, природа наша Блюментриту не нравится, а вот русского солдата он оценивает высоко, на собственном горьком опыте двух войн.

«Русский солдат предпочитает рукопашную схватку. Его способность не дрогнув выносить лишения вызывает истинное удивление. Таков русский солдат, которого мы узнали и к которому прониклись уважением еще четверть века назад».

Прониклись уважением? То-то расстреливали пленных прямо на марше, сбрасывая трупы в обочину. Или боялись, а потому зверствовали? Нет, не понять нам, славянским недочеловекам, тонкостей душевной организации противника. Дальше – еще интереснее. Оказывается, немцы не знали нашего оборонного потенциала! Хорошо же была налажена секретность в предвоенном СССР, которую интеллигенция считала глупой шпиономанией. Подчеркну, эти воспоминания относятся не к весне 1945-го, когда мы стояли на подступах к Берлину, а к осени 1941-го, когда немец пер на Москву.

«Нам было очень трудно составить ясное представление об оснащении Красной Армии… Гитлер отказывался верить, что советское промышленное производство может быть равным немецкому. У нас было мало сведений относительно русских танков. Мы понятия не имели о том, сколько танков в месяц способна произвести русская промышленность. Трудно было достать даже карты, так как русские держали их под большим секретом. Те карты, которыми мы располагали, зачастую были неправильными и вводили нас в заблуждение.

О боевой мощи русской армии мы тоже не имели точных данных. Те из нас, кто воевал в России во время Первой мировой войны, считали, что она велика, а те, кто не знал нового противника, склонны были недооценивать ее».

Были, как выясняется, и в верхушке германского генералитета трезвые головы. И решались высказываться – пока война еще не началась.

«Фельдмаршал фон Рундштедт, командовавший группой армий «Юг» и после фельдмаршала фон Манштейна наш самый талантливый полководец во время Второй мировой войны, в мае 1941 г. сказал о приближающейся войне следующее:

«Война с Россией – бессмысленная затея, которая, на мой взгляд, не может иметь счастливого конца. Но если, по политическим причинам, война неизбежна, мы должны согласиться, что ее нельзя выиграть в течение одной лишь летней кампании»» (напомню, именно эта задача официально ставилась перед армией фюрером. – В. М.).

Но вот война началась – и немцы в недоумении. Не ЕвроПа-с, господа, вам тут совсем не Европа. Да, скифы мы…

«Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои. Там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми. Они всегда пытались прорваться на восток… Наше окружение русских редко бывало успешным».

Война продолжалась и преподносила все новые неприятные сюрпризы.

«От фельдмаршала фон Бока до солдата все надеялись, что вскоре мы будем маршировать по улицам русской столицы. Гитлер даже создал специальную саперную команду, которая должна была разрушить Кремль.

Когда мы вплотную подошли к Москве, настроение наших командиров и войск вдруг резко изменилось. С удивлением и разочарованием мы обнаружили в октябре и начале ноября, что разгромленные русские вовсе не перестали существовать как военная сила. В течение последних недель сопротивление противника усилилось, и напряжение боев с каждым днем возрастало…»

Блюментрит наврядли читал «Войну и мир» и про дубину народной войны он, конечно, не слышал. А вот судьбу Наполеона в своих воспоминаниях мусолит постоянно. Нет, сравнивать Гитлера с Бонапартом – это не было голой придумкой советской пропаганды. Так считали и сами немцы.

«Глубоко в нашем тылу, в огромных лесных и болотистых районах, начали действовать первые партизанские отряды… Они нападали на транспортные колонны и поезда с предметами снабжения, заставляя наши войска на фронте терпеть большие лишения. Воспоминание о Великой армии Наполеона преследовало нас, как привидение. Книга мемуаров наполеоновского генерала Коленкура, всегда лежавшая на столе фельдмаршала фон Клюге, стала его библией. Все больше становилось совпадений с событиями 1812 г.»

Все больше совпадений? А вы как хотели? Вторая Отечественная!

Но уж вовсе удивительным, будто придуманным изобретательным сценаристом, кажется эпизод с французами, снова наступавшими на Москву, – в 1941-м. Однако нет, это не фантастика, а аутентичные мемуары генерала вермахта.

«Четыре батальона французских добровольцев, действовавших в составе 4-й армии, оказались менее стойкими. У фельдмаршал фон Клюге обратился к ним с речью, напомнив о том, как во времена Наполеона французы и немцы сражались здесь бок о бок против общего врага. На следующий день французы смело пошли в бой, но, к несчастью, не выдержали ни мощной контратаки противника, ни сильного мороза и метели. Таких испытаний им еще никогда не приходилось переносить. Французский легион был разгромлен… Через несколько дней он был отведен в тыл и отправлен на Запад».

Бой на Бородинском поле. Осень 1941

Если бы я писал киносценарий из эпохи наполеоновских войн, то махнул бы рукой на строгое следование исторической правде и вставил бы этот эпизод с французским легионом, в серой форме вермахта, – погибающим на заснеженном поле Бородина. Здесь была бы правда иного уровня – художественная.

«И вдруг на нас обрушилась новая, не менее неприятная неожиданность. Во время сражения за Вязьму появились первые русские танки Т-34… В результате наши пехотинцы оказались совершенно беззащитными. Требовалось по крайней мере 75-мм орудие, но его еще только предстояло создать. В районе Вереи танки Т-34 как ни в чем не бывало прошли через боевые порядки 7-й пехотной дивизии, достигли артиллерийских позиций и буквально раздавили находившиеся там орудия».

Он втоптал их прямо в грязь

Русского солдата мало убить, его надо еще и повалить!

Фридрих II Великий

Но, может, этот самый Блюментрит был в вермахте отступником, своего рода моральным уродом, несмотря на свою высокую должность? Может, лишь он один среди германских милитаристов отдавал должное врагу? Да нет.

Вот книга под броским названием «1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных» британца Роберта Кершоу. Она построена на серии интервью с выжившими ветеранами похода на Россию. Это самые обычные солдаты и офицеры вермахта. «Русские не сдаются. Взрыв, еще один, с минуту все тихо, а потом они вновь открывают огонь…»

«С изумлением мы наблюдали за русскими. Им, похоже, и дела не было до того, что их основные силы разгромлены…»

«Буханки хлеба приходилось рубить топором. Нескольким счастливчикам удалось обзавестись русским обмундированием…» «Боже мой, что же эти русские задумали сделать с нами? Мы все тут сдохнем!..» Однако, может, и это – окопная правда, зато те, кто возглавлял нашествие и видел, так сказать, всю картину объемно, другого мнения? В мемуарах немецких военачальников – а это огромная литература, – конечно, много самолюбования, попыток оправдаться, объясниться перед потомками. Тем не менее, все боевые генералы как один отдают должное русским – начиная с первых дней войны.

Генерал-полковник (позднее – фельдмаршал) фон Клейст, летом 41-го – командующий 1-й танковой группой, которая наступала на Украине:

«Русские с самого начала показали себя как первоклассные воины, и наши успехи в первые месяцы войны объяснялись просто лучшей подготовкой. Обретя боевой опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость…»

Генерал фон Манштейн (тоже будущий фельдмаршал):

«Часто случалось, что советские солдаты поднимали руки, чтобы показать, что они сдаются нам в плен, а после того как наши пехотинцы подходили к ним, они вновь прибегали к оружию; или раненый симулировал смерть, а потом с тыла стрелял в наших солдат».

Дневник генерала Гальдера (1941 год):

«Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен». (Запись от 24 июня.) «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека… Бросается в глаза, что при захвате артиллерийских батарей и т. п. в плен сдаются немногие». (29 июня.) «Бои с русскими носят исключительно упорный характер. Захвачено лишь незначительное количество пленных». (4 июля.)

Фельдмаршал Браухич (июль 1941 года):

«Своеобразие страны и своеобразие характера русских придает кампании особую специфику. Первый серьезный противник».

Добавлю, что для гитлеровцев он оказался и последним. В общем, все понятно и достаточно очевидно. Но чтобы уже закончить с немцами, дам целиком историю, описанную командиром 41-го танкового корпуса вермахта генералом Райнгартом. Про то, как немцы впервые увидели советский тяжелый танк КВ. По-моему, история потрясающая.

«Примерно сотня наших танков, из которых около трети были Т-IV, заняли исходные позиции для нанесения контрудара. С трех сторон мы вели огонь по железным монстрам русских, но все было тщетно… Эшелонированные по фронту и в глубину русские гиганты подходили все ближе и ближе. Один из них приблизился к нашему танку, безнадежно увязшему в болотистом пруду. Безо всякого колебания черный монстр проехался по танку и вдавил его гусеницами в грязь. В этот момент прибыла 150-мм гаубица. Пока командир артиллеристов предупреждал о приближении танков противника, орудие открыло огонь, но опять-таки безрезультатно.

Один из советских танков приблизился к гаубице на 100 метров. Артиллеристы открыли по нему огонь прямой наводкой и добились попадания – все равно что молния ударила. Танк остановился. «Мы подбили его», – облегченно вздохнули артиллеристы. Вдруг кто-то из расчета орудия истошно завопил: «Он опять поехал!» Действительно, танк ожил и начал приближаться к орудию. Еще минута, и блестящие металлом гусеницы танка словно игрушку впечатали гаубицу в землю. Расправившись с орудием, танк продолжил путь как ни в чем не бывало».

76 лет назад, в ночь с 21 на 22 июня 1941 года, практически на всем протяжении западной границы Советского Союза вспыхнули боевые действия. Красная армия понесла тяжелые потери, но, тем не менее, завязала в пограничных районах сражения, позволившие в итоге мобилизовать армию, а также провести эвакуацию промышленности и имущества.

Первый день войны не стал самым кровавым или самым значимым в череде последовавших за ним - всё еще только начиналось, и впереди было четыре года сражений. Тем не менее, именно 22 июня 1941 года стало водоразделом, изменившим навсегда судьбы десятков миллионов советских людей. Как развивались события этого дня?

22.06, 03:55–03:57

22.06, 04:30–05:00

22.06, 06:40–07:00

22.06, 08:30–09:00

22.06, 12:00–13:00

22.06, 14:00–16:00

03:45, Балтийское море. Гибель парохода «Гайсма»

Возвращаясь после постановки мин, четыре немецких катера у юго-восточного берега острова Готланд перехватили советский пароход «Гайсма». Судно следовало из Риги в Любек с грузом леса. Без всякого предупреждения пароход был обстрелян, а затем потоплен двумя торпедами. Радист Степан Савицкий в 4:15 в последний момент успел передать в эфир радиограмму: «Торпедирован. «Гайсма» тонет. Прощайте» . Его радиограмма спасла несколько других советских судов.

Взрывной волной большую часть экипажа выбросило за борт. Моряков, оказавшихся в воде, немцы расстреливали из пулеметов. Погибло шесть человек, двое были захвачены в плен. Оставшиеся 24 члена экипажа через 14 часов добрались на шлюпке до латвийского берега, где похоронили скончавшегося от ран капитана Н.Г. Дуве.

Немецкие торпедные катера 3-й флотилии, пришвартованные у борта плавбазы «Адольф Людеритц», Финляндия, 1941 год. Именно катера этой флотилии S 59 и S 60 потопили пароход «Гайсма».

Воздушное сражение 22 июня было одним из наиболее интенсивных в истории войн. Символом первого дня Великой Отечественной стали удары немецкой авиации по советским аэродромам. Вспоминает бывший летчик 165-го истребительного авиаполка, впоследствии Герой Советского Союза Сергей Дмитриевич Горелов: «На аэродроме города Львова было сосредоточено три полка – около 200 самолетов. И как раз на мой день рождения, в три часа ночи, нас начали бомбить. Мы все вскочили, побежали на аэродром, а там… Почти все самолеты были уничтожены или повреждены. Мой И-16 не был исключением. Когда я подошел к нему, мне показалось, что он, скособочившийся, с отбитым левым крылом, как будто смотрит на меня и спрашивает: «Где ходишь? Какого хрена спишь?»

«Спящие аэродромы», превратившиеся в бензиновые костры в первые же несколько минут войны – на самом деле, лишь устоявшийся штамп. Конечно, такие случаи тоже были - например, 66-й штурмовой авиаполк в районе Львова одномоментно потерял 34 машин, более чем половину из 63 самолетов авиаполка. Однако куда более распространенной схемой было предупреждение о налете наземными службами, подъем в воздух дежурного звена и бой, удачный или неудачный. Так, в 04:55 утра в районе Дубно летчик-истребитель 46-го ИАП Иван Иванович Иванов сбивает таранным ударом после израсходования боезапаса немецкий бомбардировщик «Хейнкель-111».

Линейка уничтоженных 22 июня на аэродроме Алитус истребителей И-153 «Чайка». В недавно сформированном 236-м ИАП, которому они принадлежали, из-за некомплекта летного состава их некому было поднять в воздух.

Это была широкомасштабная операция люфтваффе, цель которой достигалась в ходе последовательных ударов по одним и тем же объектам. Успех нападавшим часто приносил не первый, а третий или даже пятый удар по аэродромам, когда советские дежурные звенья оказывались в процессе заправки или перезарядки оружия. Основной проблемой советских ВВС было отсутствие аэродромного маневра, то есть возможности перелететь на другую площадку, так как весной 1941 года на многих аэродромах в приграничных округах началось строительство бетонных взлетных полос, и авиаполки были вынуждены оставаться на тех же площадках, на которых встретили войну. Дальнейшее уже было делом техники – конвейер ударов с воздуха по одним и тем же целям приносил люфтваффе успех если не 22 июня, то днем-двумя позднее.

Граница СССР. Начинается артиллерийская подготовка длительностью 20–30 минут на всем протяжении границы

Из воспоминаний немецкого офицера-танкиста Оскара Мюнцеля: «Мощный артиллерийский огонь из тяжелых орудий разрывает клочья тумана. Тут и там за Бугом раздаются взрывы снарядов. В 03:15 по берлинскому времени пехота начинает наступление. Для врага оно оказалось полной неожиданностью, и он почти не оказывает сопротивления… Форсирование Буга идет безупречно».

Немецкая пехота готовится пересечь Буг на резиновых лодках.

Вывести войска из Брестской крепости до начала военных действий уже не успели. На вывод требовалось три часа, и фактически он даже не успел начаться. Крепость стала мышеловкой для находившихся в ней частей. Уже в первые минуты войны на нее обрушился град артиллерийских снарядов и залпы реактивных минометов.

Вспоминает защитник Брестской крепости Иван Долотов: «В ночь на 22 июня 1941 года на территории крепости находилось около половины состава полка. Большая команда была в ночной смене на сооружении ДОТа в форту Берг. Полковая школа в лагере. В результате внезапного ураганного удара артиллерии и авиации в крепости произошли катастрофические разрушения казарм и других зданий. Было много убитых в раненых, горели каменные здания и земля. По боевой тревоге дежурный по части лейтенант Коротков выстроил в коридоре наличный состав и скомандовал: занять оборону у окон первого этажа казармы…»

Всё, что находилось вне прочных казематов, было сметено огнем. Артиллерия и автомашины в открытых парках мгновенно стали грудой искореженного железа. Рядом с орудиями у коновязей стояли лошади артиллерийских и минометных частей. Несчастные животные уже в первые часы войны оказались перебиты осколками. Все выходы из цитадели крепости оказались загромождены разбитой техникой.

Из-за того, что части двух советских дивизий не смогли выйти из Брестской крепости, им не удалось занять оборону на границе. По обе стороны от Бреста, обходя крепость, на территорию СССР вторглись части 2-й танковой группы Гудериана.

Что касается штурма самой крепости, то немецкое командование серьезно просчиталось в оценке прочности ее стен. Позднее в своем отчете о штурме командир 45-й пехотной дивизии генерал Шлиппер признавал: «План артиллерийского наступления был рассчитан не так сильно на фактическое действие, как скорее полностью на неожиданность».

Другими словами, советских солдат и командиров хотели взять на испуг. Это стало одним из первых просчетов германского командования в войне с СССР. Расквартированные в казематах крепости бойцы пережили шквал артиллерийской подготовки. Когда в крепость вошли немецкие пехотинцы, их встретили контратаки и огонь пулеметов и винтовок со всех сторон. Впервые в ходе войны с СССР немецкий командир отдал приказ отступать. Прорвавшаяся в цитадель группа немцев оказалась окружена и блокирована в клубе – бывшей церкви. Вместо быстрого захвата в течение несколько часов бои за Брестскую крепость превратились для немцев в многодневную эпопею с постоянными потерями.

Граница СССР. Немецкая пехота переходит в наступление

Вспоминает пограничник Анатолий Логинов: «Когда война началась, я как раз дежурил на заставе. Часа в 2–3 на большой высоте на восток прошли тяжелые бомбардировщики, «Юнкерсы». Около четырех открыла огонь артиллерия. Стреляла минут десять. Начальник заставы спрашивает:

– Ну что, старшина? Война или провокация?

– Война.

– Ну, тогда с бойцами занимай правый флаг. Будем воевать.

Вскоре пошла пехота, не скажу, что валом. Оружие у нас было хорошее: два станковых пулемета, автоматические винтовки СВТ и один автомат ППД. Дрались мы примерно до пяти часов, ребята ходили раза 3–4 в контратаку. В 5 часов из комендатуры с вестовым поступил приказ отставить государственную границу и влиться в регулярные части Красной Армии».

Красноармейцы-пулеметчики дрались до последнего.

Берлин. Встреча посла СССР Владимира Деканозова с министром иностранных дел Германии Риббентропом. Министр вручил послу ноту, в которой фактически объявлялось о начале войны

Переводчик посла СССР в Берлине Владимира Деканозова Валентин Бережков вспоминал:

«Внезапно в 5 часов утра по московскому времени … раздался телефонный звонок. Какой-то незнакомый голос сообщил, что рейхсминистр Йоахим фон Риббентроп ждет советских представителей в своем кабинете в министерстве иностранных дел на Вильгельмштрассе.

Выехав на Вильгельмштрассе, мы издали увидели толпу у здания министерства иностранных дел. Хотя уже рассвело, подъезд с чугунным навесом был ярко освещен прожекторами. Вокруг суетились фоторепортеры, кинооператоры, журналисты. Чиновник выскочил из машины первым и широко распахнул дверцу. Мы вышли, ослепленные светом юпитеров и вспышками магниевых ламп. В голове мелькнула тревожная мысль – неужели это война? Иначе нельзя было объяснить такое столпотворение на Вильгельмштрассе, да еще в ночное время…

Когда мы вплотную подошли к письменному столу, Риббентроп встал, молча кивнул головой, подал руку и пригласил пройти за ним в противоположный угол зала за круглый стол. У Риббентропа было опухшее лицо пунцового цвета и мутные, как бы остановившиеся, воспаленные глаза. Он шел впереди нас, опустив голову и немного пошатываясь. «Не пьян ли он?» – промелькнуло у меня в голове.

После того, как мы уселись за круглый стол и Риббентроп начал говорить, мое предположение подтвердилось. Он, видимо, действительно основательно выпил.

Спотыкаясь чуть ли не на каждом слове, он принялся довольно путано объяснять, что германское правительство располагает данными относительно усиленной концентрации советских войск на германской границе. Игнорируя тот факт, что на протяжении последних недель советское посольство по поручению Москвы неоднократно обращало внимание германской стороны на вопиющие случаи нарушения границы Советского Союза немецкими солдатами и самолетами, Риббентроп заявил, будто советские военнослужащие нарушали германскую границу и вторгались на германскую территорию, хотя таких фактов в действительности не было».

Так выглядело здание немецкого министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе, 76

Москва. Встреча наркома иностранных дел Молотова и посла Германии в Москве Шуленбурга. Посол передал ноту Германского правительства

В ночь на 22 июня из Берлина поступила телеграмма, которая предписывала Шуленбургу немедленно отправиться к Молотову и заявить, что передвижения советских войск на германской границе приняли такой размах, который правительство Рейха не может оставить без внимания. Поэтому оно решило принять соответствующие контрмеры. В телеграмме подчеркивалось, что посол не должен вступать с Молотовым ни в какие дискуссии.

Утром 22 июня министр иностранных дел СССР виделся c послом Германии второй раз за несколько часов, но обстановка за это время кардинально изменилось.

Из отчета немецкого 51-го штурмового саперного батальона: «Русские солдаты оказали выдающееся сопротивление, сдаваясь только в том случае, если были ранены, и сражаясь до последней возможности. Отдельные элементы русской укрепленной линии были исключительно хороши по части материала и вооружения. Бетон состоял по большей части из смеси гранита, цемента и железа, очень прочной и выдерживавшей сильный артиллерийский огонь».

Только что построенные на новой границе укрепления и их гарнизоны вслед за пограничниками встали на защиту страны. Их упорное сопротивление сдерживало натиск врага. Укрепрайоны наносили немцам первые чувствительные потери. Командир немецкой 28-й пехотной дивизии в донесении о боях в районе Сопоцкина в Белоруссии писал: «На участке укреплений от Сопоцкино и севернее… речь идет прежде всего о противнике, который твердо решил держаться любой ценой и выполнил это… Только с помощью мощных подрывных средств можно было уничтожить один ДОТ за другим… Для захвата многочисленных сооружений средств дивизии было недостаточно».

Немецкие саперы выдвигаются для подрыва советского ДОТа.

Даже незанятые и небоеготовые ДОТы в Прибалтике заставили немцев потратить время на артиллерийскую подготовку по бетонным коробкам в опалубках. Только после этого пехотинцы осторожно к ним приблизились. Однако недостаточное количество войск в приграничных армиях не позволяло занять прочную оборону по линии укреплений на государственной границе. ДОТы сдерживали натиск германских армий, но не могли его остановить дольше, чем на несколько часов. Немецкая тяжелая артиллерия и саперы пробивали коридоры в обороне укрепленных районов. Через них на территорию СССР прорывались колонны танков и мотопехоты.

Таллинн. Командование Балтийского флота получило радиограмму от наркома Н.К. Кузнецова с приказом начать мероприятия, предусмотренные планом прикрытия. Флот приступил к минным постановкам

Минный заградитель «Марти» – участник первых советских минных постановок Великой Отечественной войны на Балтике.

Первые налеты советских бомбардировщиков на территорию противника. Самолеты 7-й смешанной авиадивизии бомбят скопления войск в районе Тильзита

Разбитый бомбардировщик СБ. Именно этот самолет был основной машиной советской бомбардировочной авиации на начало войны – к сожалению, крайне уязвимой, как по причине устаревания, так и в силу неправильного применения.

Москва. По итогам официального объявления войны в войска направлена Директива №2

«1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу.

2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск.

Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100–150 км».

Экипаж советского танка БТ, 1941 год. На лицах спокойствие и решимость.

Бомбардировка аэродромов в столице Украины Киеве

Вспоминает Николай Дупак, в 1941 году киноактер, находившийся на съемках в Киеве: «В субботу я что-то читал и перечитывал – лег спать поздно и проснулся от стрельбы. Я выхожу на балкон, из соседнего номера тоже выходит мужчина: «Що це таке?» – «Да це мабуть маневры Киевского военного округа». Только он это сказал, и вдруг в метрах, может быть, ста, самолет со свастикой разворачивается и идет бомбить мост через Днепр. Это было часов в 7 утра…».

Не все первые налеты люфтваффе проходили безнаказанно – как для этого «Юнкерса» Ю-88.

Литва. Моторизованная бригада немецкой 7-й танковой дивизии вышла к Калварии

Солдаты 7-й танковой дивизии вермахта маршируют по литовской земле, лето 1941 года

Литва. Немцы вводят в бой механизированные войска в направлениях Таураге, Шауляй; Кибартай, Каунас и Калвария, Алитус

Советские танки Т-28, оставленные экипажами в районе Алитуса. В условиях отступления малейшая неисправность означала потерю техники.

Литва. Пехота 291-й дивизии вермахта заняла Палангу

Пока наступление развивается хорошо – можно быть благосклонным к пленным. Допрос неизвестного советского летчика, все в хорошем настроении.

Брест захвачен, сопротивление оказывают лишь бойцы в Брестской крепости и в здании железнодорожного вокзала

Немецкий пехотинец в Брестской крепости на берегу Буга, впереди - кольцевая казарма ее цитадели. Видно, насколько серьезным был артиллерийский и минометный огонь, уничтоживший почти всю растительность.

Москва. Нарком иностранных дел Молотов по радио зачитывает обращение к гражданам Советского Союза

Советские люди встретили известие о начале войны по-разному.

Вспоминает Дмитрий Булгаков: «Я жил в селе Скородном Большесолдатского района Курской области. В тот день шел проливной дождь. Я сидел дома, вдруг вижу – по грязи бежит мой друг и единомышленник Сережка. Мы с ним очень переживали, что не удастся попасть на войну – Халхин-Гол и Финская окончились без нас. Удалось… Бежит: «Война!» Мы под дождем, по грязи побежали в клуб. А там собирается народ, митинг. Никого приезжих из района не было, только местный актив – счетовод, бухгалтер. Выступают: «Мы их разобьем! То, да се»… А как немцы пришли, они для них яйца собирали… Настроение было такое – жаль, что мы не попадем, ведь их быстро разобьют, а нам опять ничего не достанется».

Софья Фаткулина: «Когда началась война, это была такая страшная картина! Во все деревни поскакали конные и сообщали о том, что началась война. Призывной возраст пошел в военкомат. На Волге на пароходы грузили уходящих на фронт. Вы знаете, все стояли на берегу, и вся Волга плакала».

Объявление о начале войны.

Алексей Максименко: «Войну я встретил в Куйбышеве на пути к месту службы. Поезд остановился. Я вышел на перрон, взял кружку пива, смотрю – у громкоговорителя собрался народ, слушают: «Война!» Женщины крестятся. Я не допил кружку пива, быстрее сел в поезд, чтобы не прозевать. Вроде того: «Там война, а ты тут пиво пьешь». Сел в вагон, а в нем разговор уже только о войне: «Как же так?! У нас же с немцами договор о дружбе?! Почему они начали?!» Кто постарше, говорит: «Они-то конечно обещали, но посмотрите – они уже захватили пол-Европы, а теперь очередь дошла до нас. Там были буржуазные государства, они их оккупировали, а у нас коммунистический режим – тем более им как кость в горле. Теперь нам с ними будет трудно бороться». Понимания, что произошло что-то страшное, было, но в то время, будучи 18-летним, я не сумел оценить всю трагедию и сложность ситуации».

Вспоминает Марьяна Милютина: «Я училась на третьем курсе 1-го Медицинского института. В тот день у нас был экзамен по физиологии, которую я не знала. Когда я услышала по радио, что началась война, подумала: «Как хорошо, может, мне хотя бы тройку поставят!» Так что первым ощущением у меня было чувство облегчения».

Олимпиада Полякова записывает в дневнике: «…Неужели же приближается наше освобождение? Каковы бы ни были немцы – хуже нашего не будет. Да и что нам до немцев? Жить-то будем без них. Победят немцы – сомнения нет. Прости меня Господи! Я не враг своему народу, своей родине… Но нужно смотреть прямо правде в глаза: мы все, вся Россия, страстно желаем победы врагу, какой бы он там ни был».

Отрезвление наступит всего через полгода, когда Полякова окажется в голодной и холодной оккупированной Гатчине. Через три года, весной 1945 года под Мюнхеном, по словам ее знакомой Веры Пирожковой, «…она уже заявляла, что всех немцев надо засадить в концлагерь. Я переспросила: «Всех?» Она подумала секунду и ответила твердо: «Всех»» .

На лицах москвичей – вся гамма чувств.

Вспоминает Валентин Рычков: «Взрослые встретили войну со слезами на глазах, с озабоченностью, расстроенными. Бегали к друг другу, шептались, обменивались мнениями, понимали, что надвигается страшная беда. А мы, молодежь – с энтузиазмом и воинственно. Собрались в горсаду на танцплощадке, но ни о каких танцах не было речи. Мы все разбились на две группы. Одна группа «специалистов военного дела» утверждала, что 2–3 недели – и от фашистов ничего не останется. Вторая, более степенная группа, говорила: «Нет, не 2–3 недели, а 2–3 месяца – и будет наша полная победа, разгромят фашистов». Азарта этому придавало еще необычное явление. В это время на западе был не обычный «закат как закат», а багрово-красно-кровавый! Еще говорили: «Это наша Красная Армия так обрушилась всеми огневыми средствами на немцев, что видно даже и в Сибири!» А я… Сейчас я не знаю, по какой причине, но тогда стоял и думал: «О чем они говорят?» Мой друг Ромашко, он и сейчас живой и может подтвердить, спрашивает: «А ты, Валька, чего стоишь и не говоришь своего мнения?» И я говорю дословно следующее: «Нет, ребята, на дело нашей победы уйдет не менее 2–3 лет». Какой тут шум-гам начался! Как меня только не оскорбляли! Как не обвиняли! Я все думал, лишь бы по морде не надавали за такой прогноз. Но оказалось, что я, хотя и был ближе к истине, но сильно-сильно ошибался…»

Оптимистическое настроение было характерно для большинства молодых патриотов, воспитанных «победоносными» фильмами, вроде «Если завтра война», литературными произведениями писателей типа Николая Шпанова и массированной пропагандой, уверявших, что «врага будем бить на его территории» . Организационно-инструкторский отдел управления кадров ЦК ВКП(б) сообщал: «Мобилизация проходит организованно, в соответствии с намеченными планами. Настроение у мобилизованных бодрое и уверенное… поступает большое количество заявлений о зачислении в ряды Красной Армии… Имеется много фактов, когда девушки просятся на фронт… митинги на фабриках и заводах, в колхозах и учреждениях проходят с большим патриотическим подъемом» .

В отличие от молодежи, воспринимавшей происходящее почти как праздник, старшее поколение, помнившее Первую мировую и гражданскую войны, особого энтузиазма не испытывало и привычно принялось готовиться к длительным лишениям. В первые же часы войны в магазинах и на рынках выросли очереди. Люди скупали соль, спички, мыло, сахар и прочие продукты и товары первой необходимости. Многие забирали сбережения из сберкасс и пытались обналичить облигации внутренних займов. «Кинулись в магазин. По улицам бежали люди, покупая всё, что есть, в магазинах, но на нашу долю ничего не осталось, были лишь наборы ассорти, мы купили пять коробок и вернулись домой» , – вспоминает Николай Обрыньба.

Рим, Италия. Министр иностранных дел Италии Чиано ди Кортелаццо зачитывает послу СССР Горелкину заявление итальянского правительства об объявлении войны

В связи с тем, что Германия объявила войну СССР, Италия, как союзник Германии и член Тройственного союза, также объявила войну Советскому Союзу с момента вступления немецких войск на советскую территорию - то есть с 05:30 утра 22 июня. Обмен посольствами между правительством Италии и правительством Советского Союза предстояло урегулировать через посредников.

Для итальянцев вступление в войну против СССР оказалось губительной авантюрой. На фото командующий итальянским экспедиционным корпусом генерал Джованни Мессе проводит смотр своих солдат.

Западная Белоруссия. Немецкая 18-я танковая дивизия вступает в бой с советской 30-й танковой дивизией 14-го мехкорпуса. Первое танковое сражение на советско-германском фронте

Оставленные экипажами в городе Кобрин танки Т-26 поздних серий выпуска из состава 14-го мехкорпуса.

Литва. Немцы втягиваются в уличные бои за город Таураге в Литве

Вспоминает генерал-лейтенант В.Ф. Зотов: «В 4:00 22 июня мы были разбужены взрывами артснарядов… От взрыва первых же снарядов загорелся дом, где размещался штаб 125-й стрелковой дивизии… Город обстреливался ураганным огнем вражеской артиллерии. Зная, что в городе постройки в основном деревянные, враг вел огонь главным образом зажигательными снарядами, вследствие этого через 15–20 минут после начала артиллерийского обстрела город горел».

Тем не менее, войска Прибалтийского округа еще до войны успели занять назначенные им полосы обороны.

Вскоре к горящему городу подошли немецкие танки и мотопехота на бронетранспортерах. Шоссейный мост через реку Юра был взорван, однако в руки наступающих попадает неповрежденным железнодорожный мост. Сражение за Таураге вылилось в напряженные уличные бои. В журнале боевых действий штурмовавшей город немецкой 1-й танковой дивизии подчеркивалось: «Враг сражается упорно и ожесточенно» .

Немецкие мотоциклисты на въезде в Таураге (нем. Таурогген)

До поздней ночи в Таураге шли бои за каждый дом и каждый перекресток. Только к полуночи оборонявшие город советские части были оттеснены на северо-восточные окраины. Служивший в тот период в наступавшей на том же направлении 6-й танковой дивизии немецкий полковник Ритген вспоминал: «Сопротивление противника в нашем секторе оказалось намного сильнее, чем ожидалось. Путь нам преграждали шесть противотанковых рвов, прикрывавшихся пехотинцами и снайперами, засевшими на деревьях. К счастью для нас, у них не было противотанковых пушек и мин. Поскольку никто не сдавался, пленных не было».

Советские пехотинцы оборонялись упорно и ожесточенно, но силы были неравны. На растянутую по фронту 125-ю стрелковую дивизию навалился сразу целый танковый корпус немцев. К ночи с 22 на 23 июня дивизия была практически разгромлена. Последний добивающий удар последовал уже ночью. Внезапной атаке подвергся штаб дивизии. Были убиты или пропали без вести ряд командиров штаба, аппаратура связи была потеряна. Ко всем прочим бедам соединение оказалось обезглавлено. Немецкие танки продолжили наступление вдоль шоссе на Шауляй.

Литва. Крупный успех немецкой 3-й танковой группы: захвачены неповрежденными два моста через Неман у города Алитус

Подготовку мостов через Неман к взрыву производил 4-й инженерный полк Прибалтийского особого округа, но уничтожить мосты так и не удалось. Не исключено, что к этому приложили руки диверсанты из «Бранденбурга».

Захват неповрежденными имеющихся мостов и быстрое наведение временных – одна из составляющих успеха немецкого блицкрига. На фото переправа через реку 88-мм зенитного орудия, знаменитого «ахт-ахт».

Как только первые немецкие танки оказались на восточном берегу реки, они были встречены огнем советских танков. Это была первая встреча немецких танкистов с танками Т-34. Стоявшая на позиции рядом с мостом «тридцатьчетвёрка» сразу же подбила пересекший реку PzKpfw 38(t). Ответный огонь 37-мм пушек немецких танков был неэффективным. Участники боев вспоминали:

«Начальник штаба майор Беликов приказал выехать в западную часть города и узнать, что там горит… Навстречу нам с города шла целая колонна гражданских лиц… Толпа раздвинулась в обе стороны и мы проехали на полном ходу. Но, когда мы проехали, то из толпы стали стрелять в нас с автоматов и уже против наших казарм подбили наш мотоцикл.

Примерно в 11:30 привели к штабу мокрую женщину, переплывшую Неман, которая сказала, что за городом она видела немецкие танки, но тут же прокурор крикнул «провокация, шпионка», и сразу застрелил ее. 30 минут спустя возле моста бойцы задержали мужчину, который был литовцем и на ломаном русском нам сказал, что немецкие танки уже в городе, но и этого оперуполномоченный застрелил, обозвал его провокатором.

Мы подошли к своему танку, постучали, открылся люк. Мы говорим, что немецкие танки на дороге – рядом с нами, а танкист отвечает, что у него нет бронебойных снарядов. Мы подошли к другому танку, там оказался комвзвода, который быстро скомандовал: за мной! и сразу вывернулись из кустов два или три танка, которые пошли прямо на немецкие танки – стреляя на ходу в бок немецких, а потом прямо вплотную подошли – таранили их и скинули их в кювет (уничтожили полдесятка немецких танков и ни одного не потеряли). А сами кинулись через мост на западный берег. Но только перешли мост, встретили группу немецких танков, из которых один сразу загорелся, а потом и наш загорелся. Дальше я видел только огонь, дым, слышал грохот взрывов и лязг металла».

Москва. На совещании у Сталина принято решение о мобилизации по усиленному варианту, подготовлен и подписан указ Президиума ВС СССР о мобилизации

Президиум Верховного Совета СССР объявляет мобилизацию на территории следующих военных округов: Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого, Одесского, Харьковского, Орловского, Московского, Архангельского, Уральского, Сибирского, Приволжского, Северо-Кавказского и Закавказского. Мобилизации подлежат военнообязанные, родившиеся с 1905 по 1918 год включительно.

По состоянию на утро 22 июня Красная Армия де-юре и де-факто оставалась армией мирного времени. Сигналом для подготовки к проведению мобилизации явилось правительственное заявление по радио в полдень. Формальности последовали спустя несколько часов. Телеграмма об объявлении мобилизации была подписана наркомом обороны 22 июня 1941 года в 16:00 и сдана на Центральный телеграф Министерства связи в 16:40. За 26 минут мобилизационная телеграмма разошлась во все республиканские, краевые, областные и районные центры.

Первый день мобилизации в Москве – очередь в Октябрьский райвоенкомат

Почему мобилизация не была объявлена раньше? Что происходило в течение этих нескольких часов в Кремле и Генеральном штабе? Иногда говорят о том, что Сталин впал в прострацию и сбежал на дачу. Записи в журнале посещений кремлевского кабинета эту версию не подтверждают. Уже первые принятые решения говорят о напряженной работе и анализе обстановки на несколько шагов вперед. По предвоенному мобилизационному плану для перевода армии и флота на военное время требовалось призвать 4,9 млн человек. Однако при реальном объявлении мобилизации призвались военнообязанные сразу 14 возрастов, общая численность которых составила около 10 млн человек, т.е. почти на 5,1 млн человек больше того, что теоретически требовалось. Это говорит о том, что высшее руководство страны уже в середине дня 22 июня осознало масштабы катастрофы.

Фактически уже через несколько часов после начала войны был готов план вывода страны и армии из кризисного положения. Призыв с большим запасом позволял формировать новые дивизии. Именно эти новые соединения, не предусмотренные предвоенными планами, стали спасительными резервами. Они появлялись на фронте в критические моменты, не позволяя кризису перерасти в катастрофу. Знаменитая панфиловская дивизия, соединения, спасавшие Ленинград, Москву, отстрочившие падение Киева – все они были детищем мобилизационных телеграмм, разосланных 22 июня. Германские штабисты при планировании «Барбароссы» сильно недооценили способность СССР восстанавливать армию после поражений в первых боях.

Великобритания, Лондон. Радиотрансляция выступления премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля

« Сегодня в 4 часа утра Гитлер вторгся в Россию. Опасность для России является нашей опасностью и опасностью США. Дело каждого русского, борющегося за свою землю и дом, является общим делом свободных людей и свободных народов в любой части земного шара. Мы окажем России и русскому народу любую помощь, какую только сможем».

Будущие союзники сдержали свое слово – уже через два с небольшим месяца в СССР начались поставки, которые позже были закреплены соглашением о ленд-лизе. На фото – британские истребители «Харрикейн» под Мурманском, осень 1941 года.

Москва. В войска направлена Директива №3

22 июня начиналось и заканчивалось директивой из Москвы. Это была уже третья директива за день. Однако по-прежнему приказы верховного командования опаздывали за стремительным развитием событий. В истории Директива №3 осталась благодаря ярко выраженному наступательному духу, которым были пронизаны все ее строки. Так, в ней указывалось: «Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая госграницу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6 А[рмий]… окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин» .

Для войск, которые не смогли удержать рубеж государственной границы, эти слова звучали издевательски. Однако у этого были свои причины. Начальник оперативного отдела Юго-Западного фронта будущий маршал И.Х. Баграмян вспоминал: «Невольно подумалось, что оптимизм оценок в документе из центра во многом был навеян и нашими довольно бодрыми донесениями» .

Увы, в неразберихе первых дней для многих бойцов Красной Армии война закончилась, так и не начавшись. Сдающиеся в плен проходят мимо колонны немецкой техники и залегших в кювете немецких солдат.

Литва. Авангарды немецкого 57-го танкового корпуса 3-й танковой группы достигли населенного пункта Варенай (Литва), продвинувшись за день на 70 км

«22 июня мы распахнули дверь, не понимая, что за ней стоит», – так Гитлер описал начало войны с СССР. Значение этого дня для хода мировой истории огромно, но с военной точки зрения он не был особенным: решения, принятые в этот день, не могли радикально изменить ситуацию. Поворотный момент произошел до начала вторжения, когда был упущен шанс для развертывания Красной Армии на западной границе. Это решило судьбу приграничного сражения – оно было проиграно еще до начала боевых действий.

Немецкие солдаты переходят границу. Война только начиналась…

22 июня отнюдь не был самым кровавым днем в истории войны. Было бы ошибкой считать, что добившиеся стратегической внезапности нападения немцы сразу же уничтожили крупные силы Красной Армии. В первый день войны еще не произошло крупных окружений.

Иная картина складывалась в войне в воздухе. Воздушное сражение 22 июня 1941 года охватило сразу большую территорию, немецкие истребительные и бомбардировочные эскадры проникали глубоко в тыловые районы особых округов. Также ударам подверглись базы советского военно-морского флота. Если минирование выходов из баз флота преследовало задачу запугать, то удары по аэродромам 22 июня стали частью многодневной операции по уничтожению ВВС западных округов. Она была самым большим успехом немцев. Большая часть потерь советских самолетов пришлась именно на 22 июня.

Первый день войны, разумеется, запомнился всем, жившим в ту пору, лучше многих других из 1418 дней Великой Отечественной, поскольку именно он стал тем водоразделом, который разделил жизнь людей на «до» и «после». Константин Симонов, находившийся с первых дней на фронте, позже писал в романе «Живые и мертвые»:

«Там, куда они теперь спешили, все выше поднимался дым горевшей деревни. Ехавший впереди Синцова комбат Рябченко то закрывал собою этот дым, то, когда лошадь, оступаясь, брала в сторону, снова открывал его. – Комаров, а Комаров! – Что? – Дай закурить! – Чего на ходу-то? – Да так, вдруг захотелось… – Синцов не стал объяснять, почему захотелось. А захотелось потому, что, глядя сейчас на этот далекий дым впереди, он старался заставить себя свыкнуться с трудной мыслью, что, как бы много всего ни оставалось у них за плечами, впереди была еще целая война».